Щеки мои вспыхнули, на сердце потеплело. И не в первый раз. Интимной близости мне с ним не хотелось, и все же я чувствовала и страсть, и признательность к этому необычном человеку, который вошел в мою жизнь в тот момент, когда больше всего на свете мне была нужна дружеская поддержка.

«Может быть, наступит день, когда я смогу рассказать о нем Стиву», — подумала я.

А Салли — просто дурочка. Потеряла любовь такого мужчины!

Внезапно мне стало хорошо и спокойно, я знала — стоит нам добраться до Рима, и все устроится.

Но мы так и не добрались туда, по крайней мере, не в тот вечер.

Роскошная итальянская ночь с ее полной янтарной луной и огромными бархатными звездами оказалась фатальной для нас с Гилом, не говоря уже о нашем водителе. На горизонте уже показались чудесные холмы древнего города, когда случилось непоправимое.

Как установили впоследствии, наш водитель был не виноват. Огромный «ситроен», который на бешеной скорости несся нам навстречу, потерял управление, и его вынесло на нашу полосу. Мы видели, как это произошло, но то ли нашего водителя ослепило фарами, то ли он не успел вовремя среагировать, но аварии избежать не удалось. Шофер погиб на месте, а нас с Гилом только чудо спасло, не иначе. Все произошло молниеносно. Я помню, как услышала свой вопль и крики Гила. Потом — визг тормозов, люди бегут, клаксоны гудят. И — пустота. Только Бинг. Он — в этом жутком поезде.

Я позвала его, а ответил мне женский голос, по-итальянски.

Очнулась я в больнице, в отделении для раненых, в сорока километрах от Рима. Несколько мгновений я тупо глядела на белую шапочку и черное покрывало монахини. Позже мне сказали, что больница принадлежит монастырю. Монахиня сидела рядом и держала меня за руку, пытаясь прощупать пульс.

— Бинг! Бинг! — кричала я, мне привиделось, что я попала в аварию вместе с Бингом.

Сестра спросила меня что-то по-итальянски, но я покачала головой, и она пригласила другую сиделку.

— Синьора чувствует себя лучше? — спросила новенькая на ломаном английском.

— Да. Да, выпустите меня… пустите к Бингу… — заметалась я.

— Лежите смирно, синьора, пожалуйста. Ваша голова, она разбитая: Пожалуйста, ложитесь и лежите.

Я окончательно очнулась, припомнила «мерседес-бенц» и аварию по пути из Генуи в Рим.

— Гил… синьор, что был со мной… как он? — набросилась я на сиделку.

— Синьор очень хорошо. Только рука… — Молоденькая монашка постучала себя по левому плечу. — Ничего серьезного. Он может прийти повидать вас. Он ваш муж, синьора?

Я отрицательно покачала головой. Меня начало трясти. Я ощупала повязку на голове. Щека распухла, и на ней явно красовался огромный синяк. Переносица болела. Монашка сообщила мне, что я, должно быть, упала на бок и ударилась головой о стекло автомобиля.

— Но синьора не очень пострадала, — заключила она. — Хвала Господу нашему Всемогущему, он уберег вас и синьора от тяжких ран.

— Мне надо встать, — заявила я.

— Это невозможно, синьора. Приказ доктора — вам надо тихо себя вести, а то в обморок упадете, так, кажется, у вас говорят? Да, точно, в обморок.

— Но мне надо срочно в Рим, — настаивала я.

Эта треклятая авария украла драгоценные минуты, даже часы. Анна с мужем вот-вот улетят домой!

Монахини на пару снова аккуратненько вдавили меня в подушки.

— Синьор. Позовите синьора.

— Si, si , — пообещали они.