Я кивнула.

Да, Бинга это действительно развлечет. Если в нем хоть искорка жизни осталась, то он обязательно заинтересуется.

Постепенно шальная идея захватила и меня. Я перестала высказывать недоверие и полностью отдалась в руки человека, который пытался сотворить для меня чудо.

Мы уехали из больницы на такси, но, как ни странно, я даже бровью не повела, когда в первый раз после этой аварии садилась в машину. Слишком много других забот навалилось.

Гил поселил меня в отеле «Хасслер», в котором совсем недавно останавливались Хопкинсы. Это шикарное местечко располагалось на самом верху знаменитой Испанской лестницы, на ступенях которой сидели римлянки с огромными корзинами цветов.

В Риме стояло настоящее пекло, но в отеле было относительно прохладно.

По пути к лифту я поймала взглядом знаменитую статую Рема и Ромула — мальчиков, вскормленных волчицей. Рем и Ромул — неразделимые братья-близнецы. Бинг и Руди. А кто же тогда волчица? У меня вырвался истерический смешок. Бедная Анна! Она никогда не прикладывала своих сыновей к груди. Мать из нее неважнецкая. И все же, все же в итоге она не позволит собственной кровиночке взять и умереть.

Гил настоял на том, чтобы остаток дня я провела в кровати роскошного номера.

Несмотря на все те деликатесы, которыми меня пытались соблазнить, есть мне не хотелось, но я все же перекусила немного, чтобы окончательно не обессилеть. Вечером я приняла снотворное и заснула со спокойной душой. Наш план продвигался успешно — телефонный звонок в больницу оказался удачным. Вначале они наотрез отказались травмировать психику тяжелобольного ребенка камерами и вспышками, но потом осознали всю серьезность положения и пошли навстречу.

Потом я поговорила со Стивом. Муж не стал возражать. Он придерживался того же мнения, что и Гил, — люди с камерами позабавят малыша. Стив, конечно, пытался развлечь его книгами и все такое, но фотографии — это хоть какая-то перемена, которая скрасит долгие тоскливые часы.

— Думаешь, это необходимо? — спросил он меня.

Я сказала, что это единственный выход из положения. Анна закрыла для нас все двери, надо постараться достучаться до нее, здесь все средства хороши, даже самые дикие и невероятные. «Ты же сам должен понимать», — добавила я.

Стив — слишком косный человек и не сразу принял эту идею, но в итоге согласился. Выразил свою благодарность этому парню, Барретту, он так много для Бинга делает! И поинтересовался, как там у меня с финансами. Я ответила, что Гил договорился со своим американским другом насчет долларов, мы ему потом в Англии все вернем.

Я попрощалась с мужем, легла в постель и закрыла глаза, представляя своих мужчин вдвоем в одной палате и раздумывая о предстоящей битве. Настроена я была не столь оптимистично, как Гил, может, виной тому мое плохое самочувствие, а может, угрызения совести за эпизод с Гилом. Хотя случись это снова, я и глазом бы не моргнув все повторила, даже из чистой благодарности. Что значит моя честь в сравнении с жизнью Бинга?!

На следующий день мне удалось побороть свое нетерпение. Я валялась в постели, читала, писала Бингу открытки. Гил почти все время отсутствовал, дел у него было невпроворот.

— Не думай, что я забросил тебя, милая, просто мне кажется, что не стоит утомлять тебя разговорами, — сказал он мне. — Полежи, отдохни, наберись сил.

Билеты до Бостона были уже куплены, назавтра нам предстояло путешествие на другой конец света.

Гил съездил в аэропорт за фото Бинга. Надо же, как быстро все получилось! Я сидела на кровати, руки, сжимавшие плакат, тряслись. Сердце мое словно наизнанку вывернули. Я смотрела, смотрела и не могла оторваться.

С чистого, идеального качества снимка 35 х 45 на меня смотрел Бинг. Огромные глаза широко раскрыты, и в них — боль и безмолвная мольба о помощи, об избавлении от страданий.