– Что же ещё стряслось?

– Я вчера вечером вернулся в Москву, ездил посмотреть, что там с семьёй Алексея. Я туда ездил и раньше. Я отслеживаю ситуацию. И там все очень плохо. Настолько плохо, что я нашёл Алексея и хотел ему все рассказать…

– Надеюсь, что ты это не сделал.

– В последний момент я сдержатся.

– Это правильно, и это профессионально.

– Но если мы пустим ситуацию с его семьёй на самотёк, то там всё кончится очень плохо. И когда Алексей потом узнает…

– На его месте я бы разнёс тебе башку.

– И был бы абсолютно прав.

– Хм, – сказан Бондарев. – А ты точно Дюк, а не его клон? Дюк, которого я знал, никогда не отличался самокритичностью.

– Я же говорю: кризис среднего возраста и муки совести.

5

– По поводу семьи Белова. Полковник Фоменко погиб. Его сын теперь – напуганный до смерти невротик. Людям Фоменко плевать на Алексея, потому что это было личным делом полковника. Но у Фоменко есть жена. Истеричная дура, которую Фоменко терпеть не мог. Когда полковник пропал, она совсем слетела с катушек, стала орать о светлой памяти своего героического мужа, который пал в борьбе с преступностью. Короче говоря, она хотела, чтобы за смерть мужа кто‑то ответил. Алексея найти невозможно, зато его сестра и мать в городе, что называется, под рукой. И эта дура вбила себе в голову, что они замешаны в убийстве её мужа. Заманили его куда‑то и убили. И вот эта несчастная вдова начинает бегать по городу и жаловаться на свою горькую долю – героический муж погиб, оставив всего лишь три квартиры, две дачи и четыре машины, а убийцы ходят на свободе! Влиятельных знакомых у полковника было достаточно, и теперь они все хотят поддержать его вдову. Милицейское начальство тоже вынуждено реагировать – кто‑то же должен ответить за гибель полковника милиции. Они, недолго думая, арестовывают мать и сестру Алексея, тем более что за них вступаться некому. Быстро подбирают улики, стряпают дело, и на следующей неделе должен состояться суд. Шансов у Беловых – ноль. Их гарантированно посадят, чтобы успокоить вдову Фоменко.

– Это, конечно, хреново, – задумчиво произнёс Бондарев. – Но это не совсем в нашей компетенции. Это не является прямой и явной угрозой национальной безопасности.

– Извини, но не пошёл бы ты со своей национальной безопасностью? – вежливо сказал Дюк. – Я взял Алексея к нам, и это значит, что я за него отвечаю и я перед ним отвечаю. Слышал такую фразу – мы в ответе за тех, кого приручили?

– Это что, из Библии?

– Неважно. Просто надо что‑то делать, надо как‑то вытаскивать родных Белова!

– Ты всю кашу заварил, ты и вытаскивай, гуманист несчастный.

– Так ты же меня отравил, придурок!

– Ах да, – спохватился Бондарев. – Противоядие… – он вытащил из кармана пачку таблеток фестала и бросил на стол перед Дюком. – На, успокойся. «Яд или галлюциногены?» – передразнил он Дюка и тихо засмеялся. – Это тебе за корейскую кухню, которой ты меня как‑то отравил…

Из сумрака беззвучно возник Марат и поставил на стол бутылку водки.

– Это противоядие ещё круче, – сказал он.

– Сначала – за Воробья, – сказал Бондарев.

Они выпили, не чокаясь, и некоторое время сидели молча. Потом Дюк, существенно порозовевший за последние минуты, сказал:

– При всём уважении к покойному… Болтун был невыносимый.

– Присоединяюсь, – сказал Марат.