– Вынудило? Какое‑то незнакомое и странное слово. Как можно было тебя вынудить?

– Если бы моя первая ошибка вызвала тревогу и прочие неприятности, то я был бы вынужден объяснить Воробью, что случилось. Это было бы противно и унизительно для меня, но я бы это сделал. Однако ничего не произошло. Мы выполнили задание и благополучно вернулись домой. Не было необходимости рассказывать о моей ошибке.

– Да, ведь ты же такой безошибочный, такой идеальный…

– Ты верно понимаешь мою мотивацию. Я ничего не сказал Воробью, я ничего не сказал Директору. Я никому ничего не сказал. Это было не совсем профессионально, но я надеялся, что моя ошибка не будет иметь никаких последствий. Я снова ошибся.

– Только одна деталь – заплатил за твои ошибки Воробей. Не ты – Воробей.

– Я не спорю, но мне представляется, что это было случайностью. Попал бы я в их поле зрения, отыгрались бы на мне. Это было бы более справедливо, но так устроена жизнь…

– Не надо про жизнь. Давай про себя.

– Про меня? Хорошо. Потом я узнал, что Воробья летом вычислили и ликвидировали в Милане то ли турки, то ли чеченцы. А раз в Праге мы действовали против финансовой компании, через которую экстремистские исламские организации перекачивали деньги в Турцию и далее в Чечню, можно предположить, что смерть Воробья и моя тогдашняя осечка были связаны. Я предположил это. Но опять‑таки никому не сказал о своих предположениях. Потому что было уже слишком поздно. Ты можешь мне не верить – но я расстроился.

– Нет, почему же, я верю. Ты расстроился, но не из‑за смерти Воробья, а из‑за того, что делал все больше ошибок и становился все менее идеальным.

– Браво, – сказал Дюк. – Уважаю. Ты всё‑таки кое‑чему научился.

– Дальше.

– Дальше… Я расстроился и решил сам себя наказать. Честное слово, никто не знает моих недостатков лучше меня, никто не осудит меня строже, чем я сам, никто не накажет меня лучше, чем я сам.

– Забавная отмазка.

– Отмазка? – поморщился Дюк. – Какое вульгарное слово… Короче говоря, я решил уйти.

– Извини?

– Я решил уйти. Раз я своими непрофессиональными действиями принёс ущерб Конторе, больше я не имею права брать на себя важные задания.

– Это что, шутка?

– Я попросил Директора, чтобы он отправил меня куда‑нибудь в глубинку. Чтобы он дал мне какое‑нибудь простое поручение, завалить которое было бы просто невозможно. И он отправил меня в провинцию потрясти милицейского полковника насчёт наркотрафика и московской «крыши». Я выполнил это задание.

– Директор, правда, был не в восторге. Этот полковник почему‑то досрочно поймал пулю в глаз.

– Дело не в этом. Когда я влез в это дело, то мне пришла в голову ещё одна мысль – как мне тогда казалось, неплохая. После гибели Воробья я считал себя не вправе заниматься оперативной работой, я хотел уйти на кабинетную должность, чтобы больше уже никого никогда не подставить. Но как я объясню свою просьбу Директору? С чего вдруг я решил все бросить? Можно было наплести про усталость, про кризис среднего возраста, про муки совести…

– Какой ещё, на хрен, совести?

– Ах да, действительно, только не прикидывайся, что тебе её тоже не ампутировали, ещё когда принимали в ФСБ. Так вот, я подумал, что мой уход будет выглядеть логичнее и правдоподобнее, если я приведу в Контору молодого парня и скажу: «О, глядите – какой классный парень! Это просто находка для нас! Я берусь его полностью подготовить для Конторы.