Дюк изложил своё предчувствие о ходатайстве известного городского адвоката на изменение меры пресечения. Женщины окажутся на свободе, тем временем в материалах дела обнаружатся мелкие проколы, дело отправят на доследование… И оно затеряется где‑то в пыльных архивах.

– Это всё замечательно, – сказал прокурор. – Но есть же ещё…

– Да ну её к чёрту, – в сердцах бросил Дюк. Его уже изрядно утомили постоянные упоминания вдовы Фоменко как непреодолимого препятствия. – Кто здесь командует правосудием – вы или она?

Прокурор знал правильный ответ на этот вопрос, но…

– Безусловно, женщина она не совсем здоровая… Не совсем адекватная…

– Да она просто свихнулась.

– Примерно это я и имел в виду. Но, с другой стороны…

– С другой стороны, она просто стерва.

– …эта история получила слишком широкую огласку. Вы в Москве, наверное, не знаете, но местные газеты много писали о трагической истории полковника Фоменко, о его загадочном исчезновении, о несчастной семье полковника, о ненайденных убийцах… За делом Беловых внимательно следят, и, как только там произойдут какие‑то подвижки, всё будет в газетах… Будут вопросы – если не Беловы замешаны в убийстве, то кто? Нам не нужны такие вопросы. Нам нужно все сделать как можно тише, и я не знаю, как это сделать. Потому что вдова немедленно поставит всех на уши. Она весьма убедительно рыдает перед телекамерами.

– Очень трогательно, – сказал Дюк. – Вы пытаетесь меня убедить, что не сможете заткнуть местную прессу парой телефонных звонков?

Прокурор пробурчал что‑то не совсем разборчивое.

– Это значит – могу, но не по такому же незначительному поводу? – предположил Дюк.

Прокурор улыбнулся честной и располагающей к себе улыбкой.

– Так, – сказал Дюк после минутного размышления. – Кажется, я понял. Проблема во вдове и местной прессе, которая любит расписывать её страдания. Представим, что у вдовы появилась иная причина для страданий…

– Как вы себе это представляете? – заинтересовался прокурор. – Я бы только не хотел шума…

– Я все делаю по возможности тихо, – заверил его Дюк.

5

Они ехали невыносимо долго. «Бухгалтер» всё же не соврал, и они явно выбрались из города – остановок перед светофорами случалось все меньше, всё больше становилась скорость машины, которая вырвалась из городского столпотворения.

Чтобы пассажирам с завязанными глазами было не так скучно, «бухгалтер» вставил диск в плеер, и в салоне заиграла странная музыка – Бондарев даже не сразу сообразил, что это такое. Что‑то было знакомое в этой песне, и в то же время Бондарев готов был поклясться, что слышит её впервые. Затем он сообразил – кукольные азиатские голоса под аккомпанемент писклявых инструментов старательно перепевали российские поп‑хиты.

– Говорят, что это смешно, – сказал «бухгалтер».

– Ну, что‑то в этом есть, – вежливо ответил Бондарев.

– Некоторые даже смеются.

– Ну… – Бондарев не знал, что ему следует сказать по этому поводу. – Японские штучки.

– Китайские, – поправил «бухгалтер».

– Я не различаю азиатские языки.

– Это же очень просто. Хотя, наверное, надо прожить некоторое время в тамошних местах, чтобы всё стало так просто.

– Вы жили в Китае?

– Довольно долго. У меня там были дела.