ГАРДЕНИИ

Во второй понедельник без гардений Сет принес три цветка в коробке с собой – как он сказал, в память о Неко. Недавняя смерть кота сказалась на телесной апатии Альмы, давящий запах гардений тоже не способствовал бодрости. Сет опустил цветы в тарелку с водой, приготовил чай и уселся рядом с бабушкой на диван.

– Почему больше нет цветов от Ичимеи Фукуды, бабушка? – спросил он безразличным тоном.

– Что ты знаешь про Ичимеи? – встревожилась Альма.

– Я знаю достаточно. Предполагаю, что этот ваш друг как то связан с письмами и цветами, которые вы получаете, и с вашими отъездами из Ларк Хаус. Вы, разумеется, вольны делать что хотите, но мне кажется, вы не в том возрасте, чтобы путешествовать в одиночку или в сомнительной компании.

– Ты за мной шпионил! Да как ты смеешь совать нос в мою жизнь?

– Бабушка, я за вас беспокоюсь. Вероятно, я к вам привязался, несмотря на то что вы такая ворчунья. Вам нечего скрывать, вы можете довериться мне и Ирине. Мы ваши союзники в любом сумасбродстве, что бы вы ни выдумали.

– Никакое это не сумасбродство!

– Ну конечно. Прошу прощения. Я знаю, это любовь всей вашей жизни. Ирина случайно услышала один ваш разговор с Ленни Биллом.

К этому времени Альма и вся семья Беласко знали, что Ирина живет у Сета если не постоянно, то по крайней мере несколько дней в неделю. Дорис и Ларри воздерживались от недоброжелательных замечаний, надеясь, что трогательная эмигрантка из Молдавии – очередное скоротечное приключение их сына, но Ирину у себя принимали с ледяной вежливостью, так что девушка больше не показывалась на воскресных обедах в Си Клифф, на которые Альма и Сет упорно ее затаскивали. Зато Подин, третировавшая всех без исключения спортивных подружек Сета, раскрыла Ирине свои объятия. «Поздравляю, братец. Ирина такая энергичная, да и характером покруче тебя. Она сумеет с тобой управиться».

– Почему вы мне сами не расскажете, бабушка? – попросил Сет. – У меня нет ни задатков сыщика, ни желания за вами следить!

Чашечка с чаем угрожала вывалиться из дрожащей руки Альмы, внук забрал ее и поставил на стол. Первый гнев рассеялся, его место заняло страшное изнеможение, бессознательное желание освободиться, признать перед внуком свои ошибки, рассказать, что она изъедена изнутри, постепенно умирает, – да и в добрый час, ведь она больше не справляется со своей усталостью, а умрет довольная и влюбленная, это больше, чем можно просить в восемьдесят с лишним лет, после большой жизни, большой любви и стольких проглоченных слез.

– Позови Ирину. Я не хочу повторять дважды, – сказала она Сету.

Ирина получила эсэмэску, когда сидела в кабинете Ганса Фогта вместе с Кэтрин Хоуп, Лупитой Фариас, главной сиделкой и главной медсестрой: они обсуждали вопрос добровольного ухода – эвфемизм, заменяющий термин «самоубийство», запрещенный директором. Обсуждался случай Хелен Демпси, третий уровень, восемьдесят девять лет, рецидивирующий рак, без семьи и без сил для прохождения очередной химиотерапии.