|
Обсуждался случай Хелен Демпси, третий уровень, восемьдесят девять лет, рецидивирующий рак, без семьи и без сил для прохождения очередной химиотерапии. Согласно инструкциям, содержимое вводится вместе с алкоголем и конец наступает мирно, во сне. «Это, наверно, барбитураты», – сказала Кэти. «Или крысиный яд», – добавила Лупита. Директор желал знать, как, черт побери, Хелен Демпси это заказала, так что никто не узнал; вообще то, персонал должен быть начеку. Было бы крайне нежелательно, чтобы поползли слухи о самоубийцах в Ларк Хаус, это обернется катастрофой для репутации заведения. В случае подозрительных смертей, как это было с Жаком Девином, персонал старался избегать скрупулезного расследования – подробности лучше было не вскрывать. Служащие обвиняли во всем призраки Эмили и ее сына, которые забирали к себе отчаявшихся, потому что всякий раз, как кто нибудь умирал, будь то по естественной или незаконной причине, гаитянин Жан Даниэль неизменно наталкивался на девушку под розовым тюлем и ее несчастного отпрыска. От этих встреч волосы у него вставали дыбом. Жан Даниэль просил, чтобы в Ларк Хаус пригласили его соотечественницу, парикмахершу по мирской профессии и жрицу вуду по призванию, которая может отправить мать и дитя в иной мир, где им и надлежит пребывать, но у Ганса Фогта не было в бюджете средств на такие расходы: он и так с трудом поддерживал общину на плаву с помощью сомнительных финансовых ухищрений. Ирина пребывала не в лучшем состоянии, чтобы обсуждать добровольный уход: девушка тихонько всхлипывала, потому что всего два дня назад держала на руках Неко, которому сделали милосердную инъекцию, положившую конец его старческим недугам. Альма и Сет не смогли проводить кота в последний путь – одна из за скорби, другой из за трусости. Они оставили Ирину в квартире одну встречать ветеринара. Приехал не доктор Каплет, у которого в последний момент возникли семейные проблемы, а нервная близорукая девушка с видом недавней студентки. И все таки она проявила себя как умелый и сострадательный работник: кот начал похрапывать, не понимая, что это конец. Сет должен был отвезти труп на кладбище домашних животных, но пока Неко лежал в полиэтиленовом пакете в морозильнике Альмы. У Лупиты Фариас был знакомый мексиканский таксидермист, который мог сохранить его как живого, набитого паклей и со стеклянными глазами, или, наоборот, очистить и отполировать череп, водрузить его на маленький пьедестал в роли украшения. Лупита предложила Сету с Ириной устроить Альме сюрприз, но им показалось, что старушка не оценит такой жест должным образом.
«В Ларк Хаус мы считаем своим долгом пресекать любые попытки добровольного ухода, это всем ясно?» в третий или четвертый раз объявил Ганс Фогт, устремив строгий, предупреждающий взгляд на Хоуп, потому что именно к ней приходили пациенты с хроническими болями, самые неблагополучные. Директор подозревал, и не без оснований, что эти женщины знают больше, чем готовы ему открыть. Когда Ирина увидела в телефоне сообщение от Сета, она перебила начальника: «Прошу прощения, мистер Фогт, это срочно». И заработала таким образом право убежать в пять часов, покинув директора на середине фразы. Девушка застала Альму сидящей в постели, с укутанными шалью ногами – это внук ее так устроил, заметив, как она ослабела. Бледная, без помады на губах, она выглядела сгорбленной старушкой. «Откройте окно, в этом тонком боливийском воздухе я задыхаюсь», – попросила она. Ирина разъяснила Сету, что его бабушка не бредит, она имеет в виду нехватку воздуха, звон в ушах и слабость в теле, а похожие ощущения она испытывала много лет назад, когда страдала от горной болезни в Ла Пасе, на высоте 3600 метров. Сет предположил, что сейчас такие симптомы связаны не с боливийским воздухом, а с лежащим в морозильнике котом. Альма начала с того, что взяла с них клятву хранить ее тайны даже после смерти, а потом заново пересказала им всю историю, потому что решила, что лучше будет протянуть эту нить с самого начала. |
