|
У Альмы не было необходимости объясняться с мужем, потому что оба они обладали независимостью, и она никогда не спрашивала своего любовника, как ему удается оставлять в неведении Дельфину, с которой они вместе и жили, и работали. Альма знала, что Ичимеи любит свою жену, что он хороший отец и семьянин, что у него особое положение в японской общине: его считают учителем и приглашают наставить сбившихся с пути, примирить врагов и выступить справедливым судьей в споре. А мужчина испепеляющей любви, эротических выдумок, нетерпения, алчности и веселья, откровенных признаний шепотом во время перерыва между двумя вспышками, бесконечных поцелуев и сводящего с ума наслаждения – этот мужчина существовал только для нее.
Письма начали приходить после их встречи среди орхидей; их стало еще больше, когда Натаниэль заболел. На время, которое казалось им бесконечным, эта переписка пришла на смену их тайным встречам. От Альмы шли бесстыдные отчаянные письма женщины, тоскующей в разлуке; письма Ичимеи были как спокойная прозрачная вода, но между строк билась такая же страсть. Письма открывали Альме необыкновенную ткань души Ичимеи, его чувства, мечты, тревоги и идеалы; она смогла лучше узнать его, больше любить и желать по этим посланиям, нежели по их любовным встречам. Письма Ичимеи сделались для нее столь важны, что когда она стала вдовой и свободной, когда они могли говорить по телефону, видеться часто и даже путешествовать вместе, они продолжали друг другу писать. Ичимеи неукоснительно исполнял уговор уничтожать прочитанное, но Альма сохранила его письма и часто перечитывала.
18 июля 1984 года Я знаю, как ты страдаешь, и мне горько, что я не могу тебе помочь. Я сейчас пишу тебе и знаю, что ты отчаянно торгуешься с болезнью своего мужа. Ты ведь не можешь управлять этим процессом, Альма, можешь лишь с великим мужеством при нем присутствовать. Наша разлука причиняет много боли. Мы привыкли к нашим священным четвергам, к ужинам на двоих, к прогулкам в парке, к нашим коротким приключениям по выходным. Почему мне кажется, что мир выцвел? Звуки долетают издалека, словно под сурдинку, еда отдает мылом. Столько месяцев без тебя! Я купил такой же одеколон, чтобы чувствовать твой запах. Я утешаюсь писанием стихов, которые когда нибудь тебе подарю, потому что они про тебя. А ты упрекаешь меня в романтичности! Годы духовных упражнений не пошли мне на пользу, ведь я не могу справиться с вожделением. Я жду твоих писем, твоего голоса в телефоне, представляю, как ты бежишь мне навстречу… Иногда любовь ранит.
Ичи
Натаниэль и Альма заняли две комнаты, где раньше жили Лиллиан и Исаак, соединенные дверью, которая так долго стояла открытой, что уже и не закрывалась. У них снова была одна бессонница на двоих, как сразу после свадьбы; они лежали рядышком на диване или на кровати, Альма читала, держа книгу в одной руке, а другой гладя Натаниэля, а он отдыхал с закрытыми глазами, и в его груди при каждом вздохе булькало. В одну из таких долгих ночей оказалось, что оба плачут – молча, чтобы не мешать другому. Сначала Альма почувствовала, что щеки у мужа влажные, и тут же Натаниэль заметил, что Альма плачет, и это было столь редкое явление, что он приподнялся, чтобы проверить, действительно ли это слезы. Натаниэль не помнил, чтобы жена при нем плакала, даже в самые тяжелые минуты. – Ты умираешь, это правда? – прошептала она. – Да, Альма, но не надо по мне плакать. – Я плачу не по тебе, а по себе. И по нам, по всему, чего тебе не сказала, по недомолвкам, обманам, по изменам и по времени, которое у тебя украла. – Господи, что за вздор! Твоя любовь к Ичимеи не была изменой, Альма. Иногда бывают необходимы недомолвки и обманы, как бывают и истины, о которых лучше молчать. – Ты знаешь про Ичимеи? И давно? – Всегда. |
