История без определенного главного героя такой захватывающей быть не должна. Но строки Афины настолько увлекательны, что я продолжаю погружаться в историю, забегая в своем чтении вперед вместо того, чтобы переносить ее на свой ноутбук. Это история любви, замаскированная под военную повесть, и детали здесь настолько потрясающе ярки, настолько конкретны, что трудно поверить, что это не мемуары; что она просто не переписывает слова призраков, вещающих ей на ухо. Теперь понятно, почему на написание этого ушло так много времени: кропотливость исследования сквозит в каждом абзаце, начиная от формы армейских шапок и заканчивая эмалированными кружками, из которых трудяги хлебали разбавленный чай.

Ей дана колдовская способность приковывать ваш взгляд к странице. Мне просто необходимо знать, что происходит с А Гэном, щуплым студентом переводчиком, и Сяо Ли, нежеланным седьмым сыном. В конце я уливаюсь слезами, когда узнаю, что Лю Дон так и не вернулся домой к своей преданно ждущей невесте.

Но нужна доработка, и немалая. Этот черновик отнюдь не первый – на самом деле это даже не «черновая версия» книги; это больше амальгама поразительно красивых предложений, примерно сформулированных или случайных тем [типа «а затем они пускаются в путь» – закончить позже]. Но драгоценных крошек насыпано достаточно, чтобы я могла двигаться по следу. К чему все идет, я вижу, и это великолепно. Просто восхитительно, умопомрачительно прекрасно.

Настолько, что я не могу не попробовать все это закончить.

Поначалу это просто забава. Упражнение в написании. Я не столько переписываю рукопись, сколько проверяю, удастся ли мне заполнить пробелы; достаточно ли у меня технических навыков для оттенения, тонкой доводки и экстраполяции, пока картина не сделается полной. Я думаю поиграть лишь с одной из глав посередке – той, в которой особенно много незавершенных сцен и по которой можно было бы вывести результат только при полном, глубинном знании текста и автора.

Но потом я уже просто продолжаю идти. Остановиться я не могу. Говорят, редактировать плохой черновик намного проще, чем сочинять на чистой странице, и это правда – как раз в эти минуты я ощущаю в своем продвижении уверенность. Я исправно нахожу обороты фраз, которые подходят к тексту заметно лучше, чем скудноватые описания Афины. Я замечаю, где темп повествования несколько проседает, и решительно вырезаю изменчивый наполнитель. Сквозную линию сюжета я выделяю как четкую, мощную ноту. Я прибираюсь, подравниваю и украшаю; я заставляю текст петь .

Наверное, вы вряд ли поверите, но не было момента, чтобы я про себя подумала: «Вот сейчас возьму и все это себе присвою ». То есть я не сидела и не вынашивала какой нибудь коварный план, чтобы нажиться на работе моей покойной подруги. Нет, серьезно – все это казалось естественным, как будто было моим призванием, чем то предначертанным свыше. Как только я приступила, мне показалось, что это самая очевидная вещь на свете, которую мне нужно завершить, доведя историю Афины до ума.

Ну а потом – кто знает? Может, и опубликовать все это, опять же ради нее.

Работа поглощает меня напрочь. Я пишу каждый день с рассвета до глубокой ночи. Так усердно я не работала еще никогда, ни над одним писательским проектом, даже над своим собственным дебютом.