– Джуни была там в ту ночь, когда не стало моей Афины, – сказала миссис Лю. – Она сделала все, что могла, чтобы ее спасти.

От этих слов я сразу растекаюсь слезами. «Что и хорошо », – ерничает мерзкий, циничный голос в моей голове. Плач придает моему горю вид искренности. Это отвлекает от того, что я не знаю, за каким хреном вообще здесь нахожусь.

– Афина была просто ослепительной, – говорю я, причем вполне от души. – Она была больше чем жизнь. Недосягаемо прекрасна. Смотреть на нее было все равно что смотреть на солнце. Такая великолепная, что при долгом взгляде становилось больно глазам.

Затем я еще с полчаса изнываю на поминках, пока не нахожу предлог, чтобы уйти – мне невмоготу обилие острой китайской еды и пожилых людей, которые не могут или не хотят говорить на английском. При прощании миссис Лю, шмыгая носом, прижимается ко мне. Она берет с меня обещание поддерживать связь, держать ее в курсе, как у меня дела. Размазанная от слез тушь оставляет на моей бархатной блузке мелкие, но въедливые пятнышки, которые не выводятся даже после нескольких стирок, так что в конце концов я ее просто выкидываю.

Я отменяю до конца месяца свое репетиторство (у меня полставки в колледже «Веритас», где я готовлю народец к выпускным экзаменам и помогаю с написанием эссе – негласная обязаловка для всех выпускников Лиги Плюща без особых перспектив). Мой шеф недоволен; бухтят, понятное дело, и подписанные на меня родители, но для меня сейчас свыше сил сидеть вот так в комнате без окон и допытываться о понимании прочитанного у жующих жвачку сопляков с брекетами. Просто не могу.

– Неделю назад у меня на глазах билась об пол моя подруга, пока не умерла! – набрасываюсь я, когда мать ученика звонит мне с претензиями. – Так что, наверное, я имею право на небольшой отпуск в связи с тяжелой утратой?

Следующие несколько недель я никуда не выхожу. Весь день сижу в своей квартире в пижаме. Как минимум двенадцать раз заказываю чипотле. Пересматриваю старые серии «Офиса» до тех пор, пока не начинаю цитировать их слово в слово, просто чтобы как то успокоить свой разум.

А еще я читаю.

Афина была права: на ее месте я бы тоже волновалась. Проще говоря, «Последний фронт» – это шедевр.

Чтобы сориентироваться, мне приходится нырнуть в кроличью нору Википедии. В романе повествуется о невоспетом вкладе и опыте Китайского трудового корпуса – 140 000 китайских рабочих, завербованных британским правительством и оказавшихся на союзническом фронте в годы Первой мировой войны. Многие из них погибли от снарядов и бомб, несчастных случаев и болезней. Большинство из них по прибытии во Францию ждало бесчеловечное обращение. Их лишали даже мизерной заработной платы, размещали в грязных и тесных бараках, не давали переводчиков; на них нападали другие рабочие. Многие так и не вернулись домой.

Есть расхожая шутка, что от каждого «серьезного писателя» жди когда нибудь толстенного и помпезного романа о войне. Полагаю, к их числу можно отнести и Афину, только у нее этот роман действительно получился. Ее прозе присущи уверенность, сдержанность и лиризм, необходимые для раскрытия такой тяжелой темы без скатывания в инфантильную напыщенность или ханжество. Большинство эпопей о великой войне, написанных молодыми писателями, как правило, смотрятся не более чем имитацией; их авторы выглядят малышами, гарцующими с сабельками на игрушечных лошадках. А вот военная проза Афины звучит как эхо с поля боя. Она отзванивает правдой .

Понятно, что она имела в виду, называя эту книгу «эволюцией» в своем ремесле. До этого в ее романах представали линейные сюжеты, а повествование велось о единственном главном герое, в третьем лице прошедшего времени.