Его судьба, однако, не является в подлинном смысле слова трагической, ибо гибель Цезаря, с точки зрения
исторической закономерности, не необходима. Будущее за цезаризмом - с Цезарем или без него.
Действительно трагической является судьба тех, кто борется против цезаризма. Они выступают в качестве носителей благородного идеала,
нравственная правота на их стороне, и тем не менее они обречены с самого начала. Наиболее трагической фигурой является поэтому Брут, самый
убежденный носитель принципов, враждебных цезаризму. Он борется против единовластия тогда, когда исторически назрела необходимость именно в этой
форме правления. Его идеал, таким образом, оказывается в противоречии с теми путями, которые неизбежно ведут к установлению единоличной
диктатуры. Можно подумать, что поражение республиканцев обусловлено отдельными ошибками в тактике борьбы (о них сказано выше). Но в том-то и
дело, что эти ошибки были неизбежны в силу природы тех принципов, в которые верил Брут и которые отжили свой век. Настало время жестокого,
бездушного индивидуализма, время попрания морали во имя корыстных целей. Все это заключено в Цезаре, Антонии и Октавии. Под римскими масками
скрыты люди шекспировского века. Мы не станем утверждать, что цезарианцы - типичные представители буржуазного класса эпохи Возрождения. Сам
класс буржуазии еще был на одной из ранних стадий своего формирования. Но те начала нового жизнепонимания, новой "нравственности", которые были
воплощены в цезарианцах, в общем отражали то же самое, что позже Шекспир воплотит в образах Клавдия, Яго, Эдмунда и других индивидуалистов-
хищников, наносивших удар за ударом иллюзиям гуманистов о возможности победы в то время принципа общего блага.
Нередко трагедию Брута толкуют как трагедию личную: он будто бы страдает оттого, что, восстав против Цезаря и убив его, нарушил моральные
принципы своей философии и расплачивается за это. Действительная же трагедия Брута является не субъективной, а объективной: беда не в том, что
он убил Цезаря, а в том, что он не убил его - мертвый Цезарь оказался сильнее живого Брута. Символические сцены с призраком Цезаря имеют именно
этот смысл.
Но все это лишь поверхностно раскрывает трагедию. Ее самый глубинный смысл связан с другим персонажем. Персонаж этот коллективный - народ Рима.
Как уже сказано, от него, в конечном счете, зависят победа и поражение каждого из двух борющихся начал. С первой же сцены трагедии мы видим
ликование народа, окружающего Цезаря преклонением. В сознании народа Цезарь уже властитель государства. Антоний подносит Цезарю венец при явном
сочувствии народа. Когда же Цезарь отклоняет венец, толпа еще больше ликует: ее радует, что человек, призванный стать властелином, якобы не
властолюбив. Народ не понял комедии, искусно разыгранной Цезарем.
Видя ослепление народа, республиканцы решают спасти его. Не спрашивая народа, действуя на собственный страх и риск, они убивают Цезаря. Лишь
после этого Брут считает нужным объяснить народу, почему необходимо было уничтожить тирана. Нельзя не отметить парадоксальности ситуации.
Цезарианцы, творя антинародное дело, устанавливая единовластие Цезаря, действуют в открытую, опираясь хотя бы внешне на волю народа.
Республиканцы-патриции действуют тайно, в отрыве от парода и лишь после ищут у него поддержки своим действиям. Это лишний раз подчеркивает, что
идея равенства здесь ни при чем, ибо для Брута и других заговорщиков народ - низшее сословие, но свой долг патрициев - отцов народа - они видят
в том, чтобы заботиться о простых людях.
Трагедия народа с наибольшей силой проявляется в сцене на форуме (III, 2). |