Взглянув на обнаженное существо, лежащее перед ним, Чейс увидел... женщину-дитя. Распутную, способную разрушить любые намерения мужчины. Он легко мог быть грубым и требовательным по отношению к ней. И он хотел быть грубым и требовательным. Все в нем пульсировало. Чувства твердили отбросить милосердие, но он знал, что насладится лишь тогда, если даст удовольствие ей. Он хотел, чтобы она почувствовала каждое восхитительное ощущение, которое он даст ей. А это значило, что действовать нужно не торопясь и очень бережно.

Он раздвинул ее бедра и нежно вошел в нее. Просунув руки под мягкую попку, стал медленно углубляться в самую чувствительную часть ее тела. Энни обвила руками его шею, острые ноготки впились в упругую кожу, когда она почувствовала мужской член в себе.

Чейс закрыл глаза от захватывающего удовольствия. Теперь он знал, что значит быть сильным и терпеливым. Адское это мучение – медлить со страстной женщиной. И райское блаженство. По ее настойчивому требованию он продвинулся еще на дюйм и почувствовал преграду, заставившую его остановиться. Сначала он подумал, что это ее сократившиеся мышцы выталкивают его, но, попробовав еще раз, понял, что это естественный барьер. Вначале медленно, а потом с шокировавшей его быстротой до его сознания дошло откровение... Она не занималась с ним любовью раньше. Она не занималась любовью ни с кем. Никогда!

Желание вновь пронзило все его существо. Пульсирующий в ее лоне член стал твердым, как сталь. Чейс хотел было послать все к черту и закончить то, что начал. Но что-то удерживало его. Даже страсть и смущение не помешали ему понять, что на карту поставлено слишком многое. Дело было не только в ее девственности. Хотя и одного этого достаточно, чтобы остановиться. Дело в том, какое значение приобретал этот акт теперь, когда он знал, что это ее первый раз.

– Энни, – он взял ее лицо в свои ладони, заставляя слушать. – Зачем ты позволила мне думать... Энни, почему ты не сказала правду?

– Что? – спросила она в недоумении.

– Что ты никогда раньше не была с мужчиной.

Она отвела глаза, но не смогла скрыть чувств, бушевавших в ней, – любовь и страстное желание, вину и отчаяние.

– Какая разница теперь, Чейс? Я здесь и хочу быть с тобой.

– Энни, во имя господа, ты же девственница...

Она схватила его за руки, смертельная тоска зазвучала в ее голосе:

– Почему это важно, что мы не занимались любовью раньше? Мы ведь поженились. Мы произнесли клятву.

Чейс принял решение, что нужно немедленно остановиться. Если он останется в ней еще мгновение, он сделает ее счастливой. Он будет любить ее безумно, всепоглощающе, всеми способами. Он проникнет в нее так глубоко, как только сможет. Он не испытает оргазма, пока не будет иметь ее всю – каждый удар ее сердца, каждый уголок ее души.

Чейс коснулся ее лица, и сожаление пронзило его, когда он отодвинулся. Энни вздрогнула, но не пыталась задержать. Когда их колени столкнулись, оба ощутили болезненную неловкость. Но никто не проронил и слова. Что делать дальше? Молчание прервала Энни:

– Да, Чейс, – холодными пальцами она провела по его плечу, – я девственница. Я никогда не занималась любовью. Но это не так уж плохо, верно? Никто не прикасался ко мне, кроме тебя. С тех пор, как ты...

Господи праведный! Что же это такое?! Он опустил голову на руки, с болью ощущая трепет собственного тела. Так или иначе, но Энни Вэлс решила-таки добиться своего.