-  Что же ты, матушка, того, так взъелась на девушку? - спросил я, наливая по последней.

    -  Маруська с малолетства такая, все норовит поперек батьки в пекло, - пожаловалась она. - Маленькие детки - маленькие бедки, большие детки - большие бедки!

    -  Да что произошло, из-за чего это вы поругались? - спросил я, демонстрируя этим, что не следил за ходом дискуссии.

    -  Много о себе воображает, думает, что ей все позволено!

    Ответ был чисто женский, но другого, я и не ждал. В родственных ссорах обычно столько внутренних подтекстов, накопившихся претензий друг к другу, что объяснить их словами невозможно.

    -  Однако и спать пора, - намекнул я, допивая остаток водки, - завтра дел невпроворот. Где мне ложиться?

    Матушка рассеяно на меня посмотрела и неопределенно махнула рукой, мол, сам выбирай себе место.

    Я глянул по сторонам, но особого выбора не заметил. Обстановку в избе составляли всего несколько предметов интерьера, из которых для спанья подходили только две лавки, на одной из которых легла Дарья, да печная лежанка, где продолжала рыдать Мария.

    -  Здесь? - вопросительно-утвердительно спросил я, указывая на оставшееся свободное спальное место.

    -  А хоть и тут ложись, - ответила матушка, продолжая переживать семейную баталию. - Дашенька, постели божьему человеку, - ласково окликнула она покорную дочь. Девушка резво выскочила из-за печи и принялась стелить на лавку пуховую перину.

    Когда она управилась и вернулась на свое место, я, не спрашивая разрешение хозяйки, задул свечу и лег. В избе наступила тишина. Перина была мягкая и пахла птицами и летним солнцем.

    Я вытянулся во весь рост, в предвкушении сладости засыпания. Усталое тело приятно ныло, голова практически прошла. Однако сразу заснуть мне не удалось.

    Спустя какое-то время, я почувствовал, как нечто мягкое и теплое коснулось моего нагого тела. Ощущение нельзя было назвать неприятным, и я подвинулся к стене, чтобы освободить на лавке место.

    -  Божий человек, - прошептал знакомый голос, - можно я с тобой полежу?

    -  Лежи, - так же тихо ответил я, проводя рукой по тому, что оказалось в такой близости. - Только смотри, как бы муж не узнал!

    Матушка не ответила, прижалась всем телом и начала нежно меня гладить. Потом я почувствовал, что щеки у нее мокрые, а грудь неровно вздымается.

    -  Ну, что ты, не нужно плакать, - попросил я, крепко прижимая к ее себе. Матушка отыскала мои губы своими горячими солеными губами, и мы надолго замолчали. Потом она несколько раз вздрогнула и успокоилась. Какое-то время мы лежали не шевелясь. Она горько вздохнула и вновь начала гладить мое тело. Потом испуганно, спросила:

    -  Ой, а что это у тебя?

    Честно говорю, я едва удержался от смеха. Очень уж ситуация походила на старинный русский анекдот.

    Как-то попросился солдат в избу на ночевку. Хозяйка пускать не хочет:

    -  Никак не могу служивый, муж у меня в отъезде, больше никого нет, а ты, поди, еще приставать будешь.

    -  Хозяюшка, - жалостливо уговаривает солдат, - какой там приставать, мне бы в тепле ночку скоротать. Дашь сухую корочку, бросишь на пол тряпку и то ладно!

    -  Ну, если так, то заходи, но помни, что обещал!

    Солдат зашел, отогрелся, осмотрелся и просит:

    -  А нет ли у тебя, хозяюшка, водицы теплой пыль с себя смыть.