-  Дашка, кончай дрыхнуть, царство небесное проспишь! Встань что ли, да вздуй свечу!

    -  Очень мне надо спать! - нагловато ответила та. - Машке охота плакать, пусть плачет!

    -  Ты мне пооговариваешься! Делай, что велела!

    Дарья, продолжая ворчать, встала и полезла в печь за угольями. Я оставался на лавке, наблюдал, чем все это кончится. Младшая, наконец, зажгла свечу, и теперь можно было рассмотреть создавшуюся диспозицию. Вся наша компания, включая, увы, и меня, оказалась нага. Матушка стояла у печки, лаская взгляд плавностью и обилием линий спины. Дарья держала в руках свечу, весьма романтично ее освещавшую. Только Марию на печной лежанке видно не было.

    -  А ты и не думай, - уговаривала ее матушка, - ничего такого между нами и не было. Просто Дашка брыкается во сне, вот я прилегла к божьему человеку. Ему, что, от него не убудет!

    -  Да, да, скажешь тоже, не было! - рыдала дочь. - Я должна была быть первой!

    -  Так и не было, вот тебе святой истинный… - тут попадья замялась, побоявшись совершить богохульство, резко поменяла тему разговора. - Ты и будешь первой! Правда, божий человек?

    -  Правда, - махнул я рукой, - только давайте быстрее, а то спать очень хочется!

    -  Вставай, милая, вставай, иди…

    Марья, наконец, замолчала и свесившись с печи посмотрела на меня.

    -  Идти что ли?

    -  Иди, - подтвердил я без особого подъема. Мать и младшая дочь нравились мне больше, чем Маруся. - Раз обещано…

    Марья спрыгнула с печи и подошла к лавке. Она единственная оказалась в рубашке.

    -  Что нужно делать-то? - свесив сцепленные пальцами руки и потупив глаза, спросила она.

    -  Рубашку подыми дуреха, - нежно сказала мать, - да ложись на спину. Вот уж дочки у меня чистые ангелы! Одно слово невинность!

    -  Так что ли, матушка? - спросила Марья, подымая рубаху до колена. - Ой, как мне стыдно!

    От такой ханжеской скромности, у меня только что не отвисла челюсть. Мало того, что она полдня мерила мои подштанники, потом с сестрой незваные заявились в баню, а теперь ей поднять до колен рубашку стало стыдно!

    -  Выше, выше поднимай, а теперь ложись на спинку!

    Марья исполнила все, как велела мать, легла по середине лавки, сжала ноги и зажмурила глаза.

    -  Так, матушка?

    -  Ножки-то не сжимай, а разбросай немного. Ну, что ты, божий человек, столбом стоишь, давай начинай!

    Меня от такой простоты даже передернуло:

    -  Что значит начинай! Вы что так и будете обе здесь стоять?!

    -  Куда же мне идти, это чай мое дитя! - ответила мать. - Сердце за нее разрывается! Ты, божий человек, давай, делай свое дело, а мы с Дашуткой посмотрим, кабы чего плохого не вышло!

    -  Я вам посмотрю, вы еще груповуху мне предложите, что здесь за секс-шоу! А ну марш обе за печку и не сметь подглядывать!

    Матушка растерялась и попятилась.

    -  Что ты, что ты, божий человек, зачем же сердиться. Мое чай дитя, у меня за него и сердце болит. Что дурного если мы с дочкой посмотрим.

    -  Идите, идите, а то вообще ничего не получится!

    Попадья, а за ней и Дарья, уныло поплелись за печку.