Изменить размер шрифта - +

    -  Есть в бане, недавно топила, - отвечает она.

    -  Так что же ты молчала! - обрадовался солдат.

    Пошли в баню.

    -  Я пока буду мыться, ты мне бельишко-то простирни, - просит он.

    -  А в чем же ты останешься?

    -  Дай пока мужнино, поди, зараз не заношу.

    Помылся солдат, переоделся, вернулся в избу и сразу за стол. Ложку приготовил и требует:

    -  Ну, что есть в печи на стол мечи!

    -  Ты же давеча просил сухую корочку? - удивляется хозяйка.

    -  Ладно, ладно, что ты шуток не понимаешь. Я по запаху чую, что в печи щи и каша томятся.

    Накрыла хозяйка стол. Солдат похлебал щей и ложку отложил.

    -  Не могу так есть, сухая ложка горло дерет. Ну, что смотришь, неси, что там у тебя припрятано!

    Принесла хозяйка бутылку. Выпили они, закусили. Солдат на лавку ложится и спрашивает:

    -  Так что ты там такое о том что я приставать буду, говорила?

    -  Ты что смеешься? - спросила матушка, осторожно трогая непонятный предмет пальцами.

    -  Так, вспомнил… А ты что забыла что это такое?

    -  Забудешь тут, - сердито прошептала она, - батюшка и смолоду в таких делах не горазд был, а теперь уже и думать о таком забыл!

    -  А если залетишь? - на всякий случай, спросил я.

    -  Куда залечу? - не поняла она, - Я чай не птица по небу летать.

    -  Ну, это другой залет. Я говорю, вдруг затяжелеешь?

    Она обняла меня, крепко прижалась и мечтательно проговорила:

    -  Ой, так бы хорошо было! Очень я сыночка хочу… Пусть простого, не Спасителя. И батюшке какое утешение, сан будет кому передать!

    -  Ну, сыночка я тебе не обещаю, это, уж как получится, - ответил я, и мы надолго замолчали.

    Когда матушка «оттерпела» свое и мы распались, она только и успела сказать: «Ох, и утешил ты меня добрый молодец».

    Дальнейшего разговора у нас не получилось, на печке заголосила Марья. Мы оба как по команде сели на лавке. До этого момента в избе было тихо, и я думал, что девушки уже спят, да вот, видно, ошибся.

    -  Марусь, ты чего? - спросила попадья. - Воешь, спрашиваю, чего? Обидел кто?

    Девушка не ответила и повысила голос. С учетом того, что на улице находились караульные крестьяне, это было явно лишним. Но я не успел ничего ей сказать, как матушка вскочила и, белея в угольной темноте избы сметанным телом бросилась к дочери.

    -  Доченька, милая, ну что ты, что, моя хорошая, зачем так убиваешься!

    -  Да, да, - сквозь рыдания ответила та, - тебе все, а мне ничего! Я должна была быть первой, а ты, ты…

    Не дожидаясь пока вспыхнет скандал, я вмешался в разговор.

    -  Нашла из-за чего плакать, велико дело! Иди сюда.

    Однако девушка не успокаивалась, правда, перестала выть и теперь просто рыдала. Мать ее тихонько утешала, но рыдания делались все отчаяннее. Наконец попадья не выдержала и позвала младшую дочь:

    -  Дашка, кончай дрыхнуть, царство небесное проспишь! Встань что ли, да вздуй свечу!

    -  Очень мне надо спать! - нагловато ответила та. - Машке охота плакать, пусть плачет!

    -  Ты мне пооговариваешься! Делай, что велела!

    Дарья, продолжая ворчать, встала и полезла в печь за угольями.

Быстрый переход