- Есть в бане, недавно топила, - отвечает она.
- Так что же ты молчала! - обрадовался солдат.
Пошли в баню.
- Я пока буду мыться, ты мне бельишко-то простирни, - просит он.
- А в чем же ты останешься?
- Дай пока мужнино, поди, зараз не заношу.
Помылся солдат, переоделся, вернулся в избу и сразу за стол. Ложку приготовил и требует:
- Ну, что есть в печи на стол мечи!
- Ты же давеча просил сухую корочку? - удивляется хозяйка.
- Ладно, ладно, что ты шуток не понимаешь. Я по запаху чую, что в печи щи и каша томятся.
Накрыла хозяйка стол. Солдат похлебал щей и ложку отложил.
- Не могу так есть, сухая ложка горло дерет. Ну, что смотришь, неси, что там у тебя припрятано!
Принесла хозяйка бутылку. Выпили они, закусили. Солдат на лавку ложится и спрашивает:
- Так что ты там такое о том что я приставать буду, говорила?
- Ты что смеешься? - спросила матушка, осторожно трогая непонятный предмет пальцами.
- Так, вспомнил… А ты что забыла что это такое?
- Забудешь тут, - сердито прошептала она, - батюшка и смолоду в таких делах не горазд был, а теперь уже и думать о таком забыл!
- А если залетишь? - на всякий случай, спросил я.
- Куда залечу? - не поняла она, - Я чай не птица по небу летать.
- Ну, это другой залет. Я говорю, вдруг затяжелеешь?
Она обняла меня, крепко прижалась и мечтательно проговорила:
- Ой, так бы хорошо было! Очень я сыночка хочу… Пусть простого, не Спасителя. И батюшке какое утешение, сан будет кому передать!
- Ну, сыночка я тебе не обещаю, это, уж как получится, - ответил я, и мы надолго замолчали.
Когда матушка «оттерпела» свое и мы распались, она только и успела сказать: «Ох, и утешил ты меня добрый молодец».
Дальнейшего разговора у нас не получилось, на печке заголосила Марья. Мы оба как по команде сели на лавке. До этого момента в избе было тихо, и я думал, что девушки уже спят, да вот, видно, ошибся.
- Марусь, ты чего? - спросила попадья. - Воешь, спрашиваю, чего? Обидел кто?
Девушка не ответила и повысила голос. С учетом того, что на улице находились караульные крестьяне, это было явно лишним. Но я не успел ничего ей сказать, как матушка вскочила и, белея в угольной темноте избы сметанным телом бросилась к дочери.
- Доченька, милая, ну что ты, что, моя хорошая, зачем так убиваешься!
- Да, да, - сквозь рыдания ответила та, - тебе все, а мне ничего! Я должна была быть первой, а ты, ты…
Не дожидаясь пока вспыхнет скандал, я вмешался в разговор.
- Нашла из-за чего плакать, велико дело! Иди сюда.
Однако девушка не успокаивалась, правда, перестала выть и теперь просто рыдала. Мать ее тихонько утешала, но рыдания делались все отчаяннее. Наконец попадья не выдержала и позвала младшую дочь:
- Дашка, кончай дрыхнуть, царство небесное проспишь! Встань что ли, да вздуй свечу!
- Очень мне надо спать! - нагловато ответила та. - Машке охота плакать, пусть плачет!
- Ты мне пооговариваешься! Делай, что велела!
Дарья, продолжая ворчать, встала и полезла в печь за угольями. |