Помогите мне! — умоляла она запекшимися губами, содрогаясь в конвульсиях в поднимающемся дыме. Она все задыхалась и задыхалась, потом у нее возникло отвратительное чувство: как будто под ее кожей беспорядочно носились туда-сюда тысячи огненных муравьев.
Она не чувствовала, как Хок вытер ее лоб, обтер ее тело прохладной тряпкой и закутал ее в мягкую шерстяную ткань. Он откинул влажные локоны волос с ее лба и нежно поцеловал его. Разведя огонь, он быстро вернулся к ней, чтобы обнаружить ее яростно трясущейся в аккуратном коконе одеял, которые, по уверению целителя, должны были облегчить лихорадку.
Отчаяние охватило его, более жестокое и сбивающее с ног, чем самый мощный горный шквалистый ветер.
Примитивный стон сорвался с его губ, когда Хок увидел, как она ожесточенно царапает свою безупречную кожу, в тщетной попытке успокоить раздражение, вызываемое каким-то злобным животным, которое создала лихорадка, чтобы мучить ее. Она исцарапала бы себя в кровь, если бы он не остановил ее, но он все же не смог связать ей руки, как это порекомендовал целитель. Образ того, как она напрягается, чтобы сбросить свои оковы, возник перед его глазами, и он проглотил готовый вырваться вопль бессильной ярости. Как он может вести войну против невидимого захватчика, у которого нет уязвимых мест? Как можно одолеть яд, от которого нет лекарства?
Он помедлил мгновение, перед тем как сорвать рубашку со своего тела и скинуть сапоги. Одетый только в килт, он вытянулся на кровати и обнял ее, крепко прижав ее спину к своей груди.
Эдриен! Он почувствовал резкую боль, баюкая ее в своих руках. Как он может испытывать такую боль по отношению к незнакомке? Откуда появилось это чувство, что они должны были иметь больше времени?
Он прислонился к стене, уложил ее между своих ног, его руки крепко сжимали ее, пока она тряслась и вздрагивала, его подбородок покоился на ее голове.
Глубокой ночью лихорадка достигла пика, и она заговорила, и заплакала серебряными слезами.
Они никогда не узнает, что он стер их поцелуями, одну за другой.
Она никогда не узнает, что он с тяжелым сердцем слушал, как она плакала о человеке, о котором не стоило плакать — как он считал, и что он желал от всего сердца быть тем первым человеком, которого она любила.
Эвер-Хард Дэрроу Гарретт. Ублюдок, который разбил сердце его жены.
Какой уважающий себя шотландец был назван беспощадным?
В ранние рассветные часы Хок поглаживал гладкую черную поверхность шахматной фигуры, которую дал ему Гримм, потому что Эдриен бредила и о ней. Он изучал ее и удивлялся, почему эта фигурка была так важна для нее, что даже когда она умирает, она продолжает отчаянно искать ее в темных коридорах своего сознания.
Его разбудил шум, который вырвал его из глубокого сна без сновидений. Отказываясь открыть глаза, он сначала определил другими органами чувств, что его сейчас окружает. Проклятье, она все еще горит! Возможно, даже больше, чем прежде. Его жена в течение нескольких дней умирала у него на руках. Что же разбудило его? Неужели наконец-то явились цыгане?
— Дай мне пройти! — голос кузнеца громом донесся из-за закрытой двери, достаточно громкий, чтобы сотрясти ее. Хок полностью проснулся. Голос этого человека привел его в готовность сражаться.
— Хок убьет тебя, парень, — усмехнулся Гримм. — Для начала, ты ему не нравишься, и он сейчас в очень плохом настроении.
Хок кивнул, соглашаясь со словами Гримма, он был рад, что поставил охрану перед входом в Зеленую комнату для леди. Невозможно было предсказать, что бы он сделал в своем нынешнем настроении, если бы проснулся и увидел заносчивого кузнеца, глазеющего на него.
— Болваны! Я же сказал, что я могу вылечить ее! — отрезал кузнец.
Хок моментально напрягся.
— Так я болван? — Голос Гримма дрогнул от недоверия. |