Он не был удивлен. Цыгане были достаточно сведущими в древних обычаях.
— Если ты знаешь, кто я, цыганская шлюшка, то ты знаешь, что меня не волнуют твои желания — или чьи-то еще, в этом отношении. И меня определенно не заботит твой прекрасный Хок. В действительности, Хок именно тот сукин сын, из-за которого я прибыл сюда, чтобы уничтожить его.
Эсмеральда побледнела.
— Идем, — скомандовал он. И она знала, что он не имел в виду то, что было раньше. Уже нет.
Глава 20
— Что ты имеешь в виду, говоря, что он не хочет меня видеть? Я хочу увидеть его, так что пусти меня внутрь, — спорила Эдриен. — Если, конечно, он отдал тебе приказ, что он в особенности не хочет, чтобы я входила в его комнату, — спокойно добавила она. Хок никогда не сделал бы этого.
Гримм не сдвинулся с места.
— Он не мог! Ты не можешь быть серьезным! О-он… — она затихла в неопределенности. Хок не отказал бы. Ну, он пока не отказывал, но…
Упрямый Гримм, с мрачным взглядом, заслонял собой дверь.
Эдриен пристально посмотрела на него.
— Ты говоришь мне, что мне запрещено входить в комнату моего мужа?
— У меня есть приказ, миледи.
— Я его жена!
— Хорошо, может быть, если бы, черт возьми, вы прежде вели себя как его жена, он не лежал бы здесь! — Глаза Гримма сверкали от злости на его чеканном лице.
— О! — Эдриен отступила, пораженная его яростью.
— Я причинил своему другу серьезный вред. Я загадал ужасное желание, которое я от всего сердца забрал бы назад, если бы только мог. Но я не могу.
— Так это ты загадал это желание! — воскликнула Эдриен.
Не дрогнув, Гримм продолжил.
— И если бы я знал, какое ужасное желание я загадал, какими далеко идущими и болезненными будут последствия, я скорее лишил бы себя жизни. Я вовсе не капитан охраны. — Он сплюнул в отвращении на мощеный пол. — Я вовсе не благородный друг. Я — самый дрянной помет самого омерзительного животного. Я загадал ваше появление для своего лучшего друга, пусть боги простят меня! И теперь он лежит раненый стрелой, которая предназначалась вам!
Глаза Эдриен расширились на ее бледном лице.
— Я не настолько плоха, — прошептала она.
— Вы, миледи, железная дева, у которой нет сердца. Вы не принесли ему ничего, кроме боли, с тех пор, как появились. За все мои годы с Хоком, я никогда не видел такого страдания в его глазах и я не допущу этого даже еще на один день. Он забрался бы даже на небо и снял бы оттуда звезды, одну за другой, чтобы украсить ваш сверкающий лоб, и я говорил ему, что вы не достойны этого. Вы посмеялись над его романтическими чувствами, уклоняетесь от его свободно предлагаемой любви, вы презираете его самого. Не говорите мне, что вы не так плохи, Эдриен де Симон. Вы — самое худшее, что когда-либо случалось с этим человеком.
Эдриен закусила губу. У Гримма такой необъективный взгляд на вещи! Что же насчет тех несправедливостей, которые совершил Хок по отношению к ней? Он не виновата в этом!
— Он сжег мою королеву! Он украл мою свободу, и поймал меня здесь в ловушку.
— Потому что он заботится о вас и отказывается терять вас! Неужели это так ужасно? Он спас вам жизнь, закрыв вас своим телом. Он встал перед вами подобно самому надежному щиту и принял на себя стелу, предназначенную для вас. Я скажу, лучше бы он позволил ей попасть в вашу грудь. Это прекратило бы его страдания, и он не истекал бы кровью не внутри и не снаружи.
— Я не просила его спасать меня! — возразила она.
— В том-то и дело. Вам не нужно было просить его. |