– Следовательно, она либо оказалась у него в подчинении, либо обрела новую жизнь, которая оказалась предпочтительней прежней?

– Да.

Дженни рассказала ему о том, как Люси попробовала себя в роли проститутки. Бэнкс ненадолго задумался, а потом сказал:

– Это действительно интересно, но ничего не доказывает.

– Я рассказала тебе обо всем, что может иметь хоть какое‑то отношение к делу. Этот случай свидетельствует о ее чудачествах, но не является поводом для ареста, иначе половина населения уже сидела бы за решеткой.

– Да больше половины. Но что важно, Дженни, – ты помогла мне сформулировать новую версию, следует над ней подумать. В частности, участвовала ли сама Люси в насильственных действиях в Олдертхорпе? Я помню, в то время писали об участии некоторых детей, что постарше, в насильственных действиях против младших братьев и сестер.

– Но что это даст, даже если удастся доказать, ведь срок давности истек?

– Пока не знаю, Дженни. Просто размышляю вслух. Что ты собираешься делать дальше?

– Завтра поговорю с кем‑нибудь из работников социальной службы, попытаюсь узнать, кто принимал участие в этом деле.

– Отлично. А я, как только выберу свободную минуту, выясню, какие сведения есть в полиции. Обязательно должны быть отчеты, документы. Ну а потом?

– Хочу съездить в Олдертхорп, поговорить с людьми, которые помнят эту историю.

– Только будь осторожной, Дженни. Там многие еще не успокоились после испытанного ужаса, хотя прошло уже девять лет.

– Постараюсь.

– И не забывай, в деревне могут оставаться и те, кому в свое время удалось скрыться от расследования, и сейчас они могут посчитать твой приезд началом нового разбирательства.

– Это как раз и придает мне уверенности в собственной безопасности.

– А другие дети… Тебе о них что‑нибудь известно?

– Только то, что все они были в возрасте от восьми до двенадцати лет.

– Где они теперь, тоже не выяснила?

– Нет. Ливерсиджи не знают. Да я и не спрашивала.

– Не отчаивайся. Мы сделаем из тебя детектива.

– Нет уж, спасибо.

– Давай подумаем, как их разыскать. Они смогут рассказать нам о Люси больше, чем ее приемные родители.

– Хорошо. Начну с того, что выясню, согласятся ли социальные работники говорить со мной.

– Держу пари, что будут не очень рады. Самое лучшее – найти пенсионера или того, кто перешел на другую работу. Для них рассказ о прошлых делах уже не кажется предательством.

– Я как‑никак психолог, уж сама разберусь.

Бэнкс рассмеялся в трубку:

– Телефонная линия иногда искажает информацию, так что в данном случае произошло смешение обязанностей детектива и психолога.

– Прибереги эту шутку для своих тупоголовых коллег.

– Спасибо тебе, Дженни. Ты проделала колоссальную работу.

– Я еще только начала.

– Держи меня в курсе.

– Обязательно.

Когда Бэнкс положил трубку, королева госпела Махалия Джексон пела «Приди же, Воскресенье». Убавив громкость и взяв недопитый бокал, он вышел на небольшой балкон, нависавший над водопадом Грэтли. Дождь уже кончился, но до этого, во время ливня, шум падающих капель был таким сильным, что почти перекрывал рокот водопада. Солнце только что село, и яркие розовые и оранжевые отблески угасали на западе, пробиваясь сквозь темные облака, в то время как темнеющая восточная часть неба из бледно‑голубой становилась чернильно‑синей.