Дэвид Хартфорд представлял мужскую половину команды, ведущей ток‑шоу. Женскую половину – Эмма Ларсон. Мэгги надеялась, что именно она будет задавать вопросы. Эмма с симпатией и участием относилась к гостям программы, особенно если передача касалась судьбы женщин, а вот Дэвид часто задавал циничные, провокационные вопросы, так что Мэгги следовало подготовиться к обороне, хотя сейчас она рвалась в бой и была даже рада ответить на провокацию.

Все участники ток‑шоу уже собрались в артистической: угрюмый бородач, доктор Джеймс Блэтчли, врач местной больницы; констебль Кэти Проктор, сотрудница отдела по предотвращению насилия в семье, и Майкл Гроуз, весьма неотесанный на вид сотрудник социальной службы. Мэгги поняла, что единственной «жертвой» в программе является она. Ну хорошо, пусть так. Она расскажет им, каково это – быть жертвой насилия.

Они представились друг другу, после чего в комнате воцарилось особое нервное молчание, нарушенное только раз тявканьем пуделя на вошедшего в комнату продюсера – он пожелал удостовериться, что все заявленные участники ток‑шоу на месте. В оставшееся до начала программы время Мэгги перекидывалась короткими фразами на общие темы с новыми знакомыми и наблюдала за шумной неразберихой: люди входили, выходили, кто‑то выкрикивал что‑то в коридоре… Как и другие телестудии, на которых ей довелось выступать, эта, казалось, пребывала в состоянии перманентного хаоса.

В комнате был установлен монитор, и они могли наблюдать за открытием шоу, следить за шутливыми репликами Дэвида и Эммы, увидеть краткое повторение сводки основных местных новостей, в том числе сообщения о смерти глубокоуважаемого члена муниципального совета, о предложении создания новой транспортной развязки в центре города и о «соседях из ада» – репортаж из района старой застройки. Во время перерыва на рекламу, по окончании беседы с собачьим парикмахером, ассистент рассадил их по назначенным местам в удобных креслах, закрепил на каждом микрофон и удалился. Дэвид Хартфорд устроился на месте, откуда, не вставая, мог следить за каждым участником шоу, демонстрируя себя при этом камерам в самом лучшем виде.

Отсчет времени на циферблате подходил к концу, Дэвид Хартфорд поправил галстук, изобразил на лице приторную улыбку, и шоу началось. Обратной дороги нет, мелькнуло у Мэгги. Лицо Дэвида казалось сделанным из розового пластика, да и на ощупь оно, наверное, не отличалось от кукольного личика, а волосы были такого неестественно‑черного цвета, что казались приклеенными.

Он моментально стер улыбку с лица, придав ему серьезное выражение, и, повернувшись к Кэти, сотруднику полиции в форме, попросил ее рассказать, сколько жалоб на домашнее насилие получает их отдел и какие меры предпринимаются. После нее он дал слово сотруднику службы социальной помощи, Майклу, попросив его рассказать о женских приютах. Когда Дэвид в первый раз обратился к Мэгги, она всей кожей почувствовала, как заколотилось сердце. Он был симпатичным человеком, но было в нем что‑то такое, что нервировало ее. Казалось, его абсолютно не интересуют проблемы, обсуждаемые на шоу; основной интерес для него заключается в том, чтобы сделать из этого действа что‑то драматически притягательное для зрителей – на этом и было сосредоточено сейчас все его внимание. Она предполагала, что именно телевидение поможет представить проблему во всей полноте, разобраться в ней, но не могла подавить волнение – страшно было выставлять свою боль на всеобщее обозрение.

Дэвид спросил, как происходило развитие отношений с мужем, она рассказала о необоснованных требованиях, вспышках злобы, унизительных ограничениях… и, наконец, он поднял на нее руку. Тогда она на неделю попала в больницу: Билл сломал ей челюсть и выбил два зуба.

Когда Мэгги закончила, он, заглянув в подготовленные бумаги, задал следующий вопрос:

– Почему вы не расстались? Как я понял, вы мирились с насилием… почти два года? Вы, вне всякого сомнения, интеллигентная и деятельная женщина.