– Алан, я не знаю, чего ты хочешь добиться, но прошу, прекрати говорить со мной в таком тоне.

Поморщившись, Бэнкс потер виски:

– Ты меня сбила с ног, Энни, только и всего. Прости. У меня тоже был сегодня тяжелый день.

– Прости и ты меня. Я не хотела тебя обидеть.

– Так не обижай. Ты только скажи мне, чего я не должен делать и… – Бэнкс взглянул на Энни и увидел в ее глазах слезы.

Он один‑единственный раз видел ее плачущей – когда она рассказывала ему об изнасиловании, – и потянулся через стол, желая взять ее за руку.

Она резко отдернула руку:

– Не надо.

– Энни…

– Нет. – Она порывисто поднялась.

Столик качнулся, ее бокал опрокинулся, и пиво потекло Бэнксу на колени.

Энни так стремительно выбежала из паба, что он не успел сказать ни слова. Он остался сидеть, чувствуя, как холодная жидкость впитывается в ткань брюк, и ловя на себе любопытные взгляды посетителей. Бэнкс благодарил судьбу за то, что Энни не назначила встречу в «Куинс армс», где все его знали. Ну и денек выдался, подумал он. А мог бы быть еще поганей…

17

В четверг, закончив занятия в последней группе и проверив несколько письменных работ, Дженни закрыла свой кабинет в Йорке и, выехав на автостраду А1, направилась в Дарем. Из‑за множества грузовиков и фур, перевозивших товары, движение на трассе было плотным и напряженным, но это неудобство скрашивал прекрасный солнечный денек без малейшего намека на дождь.

После встречи и беседы с Китом Мюрреем, если он, конечно, согласится, у Дженни, по ее прикидкам, еще останется время, чтобы добраться к концу дня до Эдинбурга и разыскать Лору Годвин. Тогда придется остаться там на ночь – в противном случае ей предстоит долгая поездка в темное время суток, но с этим она разберется позднее. Одна из ее прежних университетских подруг работает на факультете психологии в университете Эдинбурга. Хорошо бы с ней встретиться и поболтать о событиях, которые произошли с ними после расставания. В ее‑то жизни, к сожалению, ничего особенно радостного не случилось, с грустью думала Дженни, а уж теперь, после неожиданной встречи с подругой Бэнкса, скорее всего и не случится. С этим надо смириться: если за семь лет знакомства они с Бэнксом так ни разу и не перешли границ дозволенного, значит, как ни печально, и впредь не судьба.

Интересно, эта Энни, внезапно возникшая на пороге паба «Куинс армс», приревновала Бэнкса к ней, Дженни? Она наверняка видела ладонь Бэнкса, лежавшую на руке Дженни, и, хотя это был чисто дружеский жест, истолковать его можно было по‑разному: язык тела весьма многозначен. Ревнива ли Энни? Она производит впечатление уверенной в себе и уравновешенной особы, однако, пока они находились рядом, Дженни почувствовала в манере поведения Энни нечто странное и даже занервничала. Бэнкс – единственный мужчина, о котором она беспокоится и которого готова защищать. Почему бы это? При его внешней замкнутости и независимости на деле он куда более уязвим, чем кажется окружающим, но явно не относится к тем, кого сразу бросаются защищать и опекать.

Белая фура на соседней полосе пошла на обгон как раз в тот момент, когда Дженни надо было повернуть, и она, погруженная в свои мысли, едва сумела избежать столкновения. К счастью, сработал инстинкт, и она, резко крутанув руль, разминулась с фурой, но свой поворот пропустила. Изо всей силы она нажала на клаксон – бессильный жест, но с его помощью она пришла в себя и поехала дальше, до следующей развязки.

Съехав с автострады А1, Дженни переключила радио с канала, передававшего тоскливую симфонию Брамса, на какой‑то другой, развлекавший слушателей веселой поп‑музыкой, которой она могла подпевать, отбивая ритм на рулевом колесе.