Дело в том, что Дамиен опоздал на репетицию, и мы с ним не виделись с самого утра, с тех пор, как он отвёз меня в школу, а сам укатил в мэрию решать организационные вопросы в отношении своего будущего ресторана.

— Ладно, — сжаливается Рон, демонстративно закатывая глаза, — выкладывай!

— Скажи Дамиену, что я беременна.

Вся весёлость на лице друга моего парня испаряется, мгновенно уступив место шоку и вылезающим из орбит глазам:

— Что?

— Да. Я беременна — передай ему.

Рон долго смотрит, надеясь уловить в моём взгляде несерьёзность, но я умею играть роли, когда нужно.

Он поворачивает голову в сторону Дамиена, так же долго смотрит на друга, затем осторожно зовёт и сообщает новость. Мне плохо видно, но в целом картина ясна: ни единой эмоции, ни малейшего признака переживаний. Лицо моего бойфренда — непроницаемая маска. На меня даже не взглянул ни разу.

Мы спокойно выходим с урока музыки, Дамиен как ни в чём не бывало прощается с друзьями, как обычно забирает из шкафчика мой рюкзак.

Идём к парковке в полнейшем молчании.

Он заводит Мустанг и трогается с места, взглянув на меня только один раз, и в этом взгляде я успеваю уловить жёсткость. Я жду, что его прорвёт, наконец, но в машине тихо как в гробу. Просто смотрит на дорогу, просто ведёт машину.

И теперь уже дёргаться начинаю я — он поверил, и не знает как себя вести. Ребёнок для него — шок. Он его не хочет, так же как и я, разумеется: мы оба слишком молоды, чтобы закапывать себя в пелёнках. Но Дамиен не знает, чего хочу я, и для него самое тяжёлое — завести со мной речь об аборте.

Только в машине до меня доходит вся глупость моей выходки. Я разочарована его реакцией, и хотя она, в сущности, на пустом месте, я вижу его лицо с выражением восставшего мертвеца, чувствую ледяной холод между нами и испытываю самую настоящую, нешуточную боль. Наша так называемая «любовь» не выдержала проверки самой тривиальной вещью — ранней беременностью. Хотя в девятнадцать, какая же она ранняя? Моя мать родила меня в девятнадцать.

Мы входим в дом, Дамиен бросает наши рюкзаки на пол рядом с диваном и шествует прямиком к холодильнику: стресс нужно заесть, а ещё лучше запить.

Пока поднимаюсь по лестнице, сражаюсь со слезами, говорю им, что ещё не время, это не та жизненная ситуация, когда стоит пачкать моё лицо. Решаю переодеться и поехать в свою студию. Едва дверь моей комнаты захлопывается, как её открывают снова, и я сразу же жалею, что не заперлась.

— Ева…

Дамиен выглядит ещё более серьёзным, чем был. Но жёсткости во взгляде больше нет. Я не знаю, что именно он пережил, пока мы ехали в полнейшей тишине, но точно нечто судьбоносное. Осталось выяснить, что.

— Что ты там делал? Внизу? — я не знаю, зачем задаю этот вопрос. Наверное, чтобы напасть первой.

— Воды выпил, — его голос мягок, и я восхищена тем, как профессионально он держит себя в руках.

Дальше происходит то, чего я не ожидаю: Дамиен берёт меня за руку, подводит к кровати, садится сам и усаживает меня рядом. Не выпуская моей руки, сжимая её ещё сильнее, задаёт свой вопрос:

— Что ты сказала Рону на музыке и попросила передать мне?

— Что я беременна.

Его рука перемещается на мой живот, я чувствую её тепло, даже жар, но не только — в этой ладони есть энергия. Мощная сила, которую очень хочется назвать жизненной.

Я поднимаю глаза и вижу мягкость. Бесконечную, засасывающую в свою воронку нежность. Её так много, как никогда ещё не было.

— Это правда? — спрашивает.

Я открываю рот, чтобы ответить, но не могу выдавить ни слова. Моей глупой башке становится очевидной вся масштабность последствий моей неудачной шутки.