— Тогда почему?

— Просто потому, что у меня есть собственный дом, и моё место в нём.

— С каких это пор ты стал таким принципиальным?

— С некоторых. И ещё кое-что: ты когда когти свои точишь, не забывай, с кем дело имеешь.

— О чём ты?

— Всё о том же: Еву оставь в покое, поняла?

— Её ещё никто и не трогал, Дамиен!

— Да что ты? Есть более серьёзные планы?

— Поживи, увидишь, — ухмыляется.

— Мел, — я сам не узнаю своей серьёзности, — каждому человеку есть, что терять. Найдутся и у тебя болевые точки.

— Боюсь, в моём персональном случае потери уже неизбежны, а это говорит только об одном: полная свобода в самовыражении! — заявляет.

— А ты, оказывается, так самовыражаешься, смешивая людей с дерьмом?

— Хм… — лучше б я не видел её язвительной физиономии. — Меня вот какой вопрос интересует: как давно ты стал печься о «людях»?

— Ева — моя сестра. СЕСТРА! Сечёшь? Это значит, часть моей семьи. А моя семья — не твой удел, милая, так что уймись уже!

Разворачивается боком, выпячивая разодранную щеку:

— Нравится? Это — твоя семья, миииилый!

Кладу ладонь на её затылок, медленно спускаю ниже, и едва эта кошка теряет бдительность, резко сжимаю:

— Для справки: я идиотом никогда не был. Но ты об этом должна знать, иначе была бы не со мной, а с кем-нибудь другим. Так вот, что я хочу тебе сказать, дорогая: ещё одна сучья выходка с твоей стороны, и мы — чужие люди. А как я объясняю базовые истины чужакам, тебе ведь хорошо известно?

Я не люблю угрожать. Ненавижу. Особенно женщинам. Особенно тем, с которыми сплю.

— Дам… Дам, зачем ты так? Я же люблю тебя… Больше даже чем себя, чем брата и отца… ты же знаешь!

По её щекам скатываются градины слез, и я знаю, что это не блеф: сейчас она — настоящая. Вот именно поэтому и ненавижу угрожать женщинам.

Целую её, стараясь скрыть собственный стыд, и даже закрываю глаза, чтобы выглядеть убедительнее, но вижу совсем другие губы. Они алые, как маки, потому что она ест клубничное мороженое, облизывая их, сжимая, выпячивая бантиком, растягивая в удовольствии. Так много эмоций в мимике, что мне даже кажется, я слышу, как она мурлычет, уплетая моё творение. Вкуууусно же!

— Боже, Дамиен! — выдыхает моя реальность. — Ты целуешься, как Бог! За один поцелуй я готова простить всё на свете!

— Только целуюсь? — спрашиваю скорее машинально, нежели с умыслом.

— Конечно, нет… — трётся о мой подбородок, обросший двухдневной щетиной, как кошка. — Приедешь сегодня? Я соскучилась…

— Посмотрим.

Глава 24. Когда ходишь по краю, нужна защита

Ева

Физическое воспитание — это то, что я больше всего ненавижу в школе. Особенно в старших классах, когда мальчишки вытянулись в рост и обросли мышцами, а девчонки набрали килограммов.

Нашей гигантской школе, насчитывающей больше двенадцати подразделений только в одной линейке учащихся (а всего их три), катастрофически не хватает собственных бейсбольных полей. По этой причине нас через раз гоняют на корты расформированной начальной школы, расположенной на два квартала ниже. На пути, не столько далёком, сколько раздражающем, имеется также небольшой парк. Местами дремучий.

Обычно, чтобы скоротать путь, мы не пользуемся центральными аллеями, а срезаем по узенькой дорожке, петляющей между густых елей. Каждый раз, проходя в этом месте, я поражалась, насколько дикими могут быть некоторые места города.