Мать неожиданно заявила, что раз мы с Дамиеном так здорово справляемся сами, проявив не только самостоятельность, но и «ответственность за другого» (в этот момент она торжественно приобняла моего сводного брата за плечи), то отцу (Дэвиду) самое время принять повышение и «значительно поправить наше финансовое положение», поскольку «у нас ведь целых два студента намечается в следующем году».

Никто не выразил недовольства, и решение было принято почти единогласно: родители переезжают в Бостон. Временно, но как надолго — неизвестно.

Мы с Дамиеном остаёмся одни. И, на удивление, не сжигаем, не затапливаем и не разваливаем дом. Не пытаемся убить друг друга.

Хозяин ежедневно ночует дома, возвращаясь то раньше, то позже, но ночью — никогда. По утрам мы завтракаем почти в первозданной тишине, и в конце он каждый раз спрашивает:

— Тебя отвезти?

Чтобы получить обыкновенное:

— Нет, я на автобусе.

В понедельник еду в даунтаун по адресу, оставленному Дэвидом, больше часа ищу офис компании «TopVan Dеsign», встречаюсь с веснушчатой Одри и забираю распечатанную белугу № 2. По дороге домой возобновляется бессменный Ванкуверский спутник — дождь, и я умудряюсь совершенно промочить своё сокровище. Я, фен, растянутый на сушилке для обуви баннер — чем не повод оборжаться? Но Дамиен реагирует неожиданно: поджимает губы и отворачивается, чтобы снять промокшие кеды и молча пройти к холодильнику. Кажется, так выглядят обиженные?

Во вторник вернувшийся раньше обычного Дамиен наблюдает за моими муками натяжения полотна на раму.

— Помочь? — наконец, предлагает.

— Нет! — отрубаю.

Иногда его поступки мне непонятны: никакой последовательности, никакой логики и тем более смысла в том, что он делает и говорит. Если только всё это не является частью какой-нибудь большой и слишком сложной для меня игры.

Он научился подделывать взгляды. Иначе как объяснить то чувство, которое расползается у меня под кожей, когда его глаза словно просят о чём-то? Иногда в них сквозит участие и нечто похожее на… заботу? Эмоции?

В конце концов, чёртова рама ломается. Первую смастерил Дэвид, вторую я нашла в доллараме, за третьей нужно ехать туда же. За окном уже стемнело, но магазин мелочёвки вроде бы работает до девяти. С тоской смотрю на вяло шуршащий за окном дождь и пытаюсь вспомнить, где именно я видела длинный жёлтый дождевик.

— Давай, отвезу? — слышу рядом с собой.

Вздрагиваю от неожиданности, потому что в холле кроме меня никого до этого не было.

— Спасибо, не нужно. Боюсь, твоя Мелания опять приревнует и на этот раз обольёт кислотой меня, а не мою белугу!

— Она не моя, — тихо сообщает.

В тишине холла шелест дождя по лужайке фронт-ярда слышен настолько отчётливо, словно мы стоим не в доме, а на улице.

— Мы больше не вместе, — внезапно уточняет, хотя никто его об этом не просил.

Но не могу сказать, что «не ждал». Ещё как ждал:

— Что значит «не вместе»? — вырывается вопрос.

Не то, чтобы я жаждала объяснений, какое мне дело до их отношений, но… просто вырвалось.

— Значит: расстались, — сообщает ещё тише.

Мои глаза тут же поднимаются, чтобы взглянуть в его и найти в них подтверждение тому, что происходящее не мои слуховые галлюцинации.

И снова этот странный взгляд. Я бы сказала «щенячий», но в нём всегда так много гордости и больного достоинства, что этот термин неподходящий. Правильнее будет сказать: «ЭГО немного сдало позиции».

— Мне всё равно! — заявляю на три тона выше, чем прежде.