Кавасита растерянно кивнул. Он не понял ни единого слова и если чего‑то и опасался, так это прослыть трусом. Анна указала на появившийся проем и помогла ему ввести в него руку.

– Вам нужно прикоснуться к черному шарику в центре сферы. У вас есть десять секунд. Касание может быть и многократным – главное не уводить палец от центра, понимаете? Тогда оно будет равносильно одному прикосновению. Смелее!

Его палец прикоснулся к темному шарику.

– Он движется… Все … движется…

Кавасита занервничал. Анна была окружена ореолом радуг и молний. Ее глаза сверкали льдом и огнем. Куб заиграл светом. Ангелы, престолы, власти и херувимы. Ками  . Стены покрылись неоновыми знаками такой сложности, что он не знал, как к ним подступиться. Фигуры катакана [5], числа, эмблемы… Его рука стала прозрачной. Кость, костный мозг, внутри тонкая черная линия, разверзающаяся вытянутыми звездами, космосом его плоти. Некая сила отвела его руку в сторону, и он поплыл по сферической камере, дрожа, улыбаясь, плача…

– Ме га ареба, миру кото го декимасен!  – пробормотал он сквозь слезы. – Если у нас есть глаза, мы видим.

Анна схватила его за руку и потащила к выходу из камеры. Его реакция перепугала ее не на шутку. Его сознание рушилось у нее на глазах, он превращался в хнычущего ребенка.

– Что я за идиотка! – прошипела Анна. – О, боги!

По пути к каюте Каваситы она нажала кнопку скорой помощи.

– Куб с лекарствами и врача‑человека в сорок пятую каюту. Немедленно!

Она завела Каваситу в каюту и уложила на спальное поле. Он прикрыл глаза.

– Ме о тодзиреба нани мо ми‑эмасен  !

– Что он сказал? – спросила она у тапаса.

– Если мы закроем глаза, мы перестанем видеть, – перевел тапас.

В каюту вплыл куб, за которым следовал доктор Хендерсон. Куб снизился и завис над рукой Каваситы. Анна нервно покусывала костяшки пальцев.

«Какая я все‑таки дура! Ведь, перфидизийцы могли проделать с ним то же самое. Может быть, он сделал это во второй раз!»

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

– Мне никогда не нравилась эта идея, с точки зрения безопасности я ее даже не оценивал. Мы, ведь, не знаем множества вещей, как вы этого не понимаете! – Хендерсон стоял возле края спального поля, потирая лоб толстопалой ручищей. – Я не знаю, что случилось с ним в действительности. Через какое‑то время куб сможет ответить, происходило ли с ним нечто подобное и прежде.

– Вы сами касались дыры примерно шесть лет назад, – заметила Нестор.

– У меня не было выбора.

– Вы знаете, что при этом происходит. Почему же он повел себя иначе?

Хендерсон пожал плечами и попросил своего ассистента покинуть каюту

– Анна, не забывайте о том, что вы имеете дело с выходцем из двадцатого столетия. Двадцатого, а не двадцать четвертого! Скорее всего он никогда не видел даже световых кругов, возникающих при механических воздействиях на глазное яблоко, о затылке я уже и не говорю! Мы привыкли к комплексной интоксикации – для нас она стала наукой – эффективной и безопасной. В его же время подобные переживания – если они вообще имели место – рассматривались в качестве религиозных опытов.

– Это я понимаю и без вас… Я позволила себе пошутить, сказав, что он сможет лицезреть Бога.

– В чем бы ни состоял опыт, он вызвал у него припадок. Нет, он не эпилептик, просто его сознание решило на какое‑то время замкнуться в себе.