Нет, он не эпилептик, просто его сознание решило на какое‑то время замкнуться в себе. Скажите, а вы представляете, что происходит, когда человек прикасается к дыре?
Анна покачала головой.
– Очень смутно.
– Я не стану бранить вас за невежество, но позволю себе дать один совет. Если уж вы решили поиграть с чем‑то серьезным, для начала попытайтесь разобраться, что к чему. Этого требует обычный здравый смысл, не так ли?
Анна согласно кивнула.
– Когда мы прикасаемся к дыре, мы входим в контакт со слабым внешним вероятностным полем, которое предъявляет к нашей нервной системе совершенно иные требования и является для нее неким суперстимулом, в результате чего мы становимся чувствительными буквально ко всему. Блейк называл подобный опыт отворением дверей восприятия. Нечто подобное происходит и при выходе корабля из обычного пространства‑времени.
– Когда это происходило, он, по‑моему, уснул…
– Он не говорил с вами о своих ощущениях?
– Нет. В тот вечер он был на индукторе. Иначе он не смог бы уснуть.
– В следующий раз ведите себя осмотрительнее. Прежде всего вы должны объяснить ему суть происходящего. Вы сможете это сделать?
– Думаю, да, – робко ответила Анна.
– Вы сможете объяснить, почему ему нельзя прикасаться к дыре?
– Нет.
– Все очень просто. В следующий раз поле вызовет у него полярную реакцию. Эффективность работы нервной системы резко снизится, и это приведет к угасанию жизненных функций. Он умрет еще до того, как к нему подоспеет медицинский куб. – Хендерсон перевел взгляд на Каваситу. – Меня всегда интересовало, что думают о нас люди, никогда не жившие в нашем обществе. Наверное, они считают нас детьми. Мы то и дело совершаем совершенно дурацкие поступки. Вы со мной не согласны?
Он испытующе посмотрел на Нестор.
– Все правильно, – согласилась она.
– Самые настоящие дети. Мы никогда не повзрослеем.
– Ладно, Хендерсон, хватит. Я вас уже поняла. Пора сменить пластинку.
– Как вам будет угодно. Что поделаешь, посвящение есть посвящение, верно?
Она молча кивнула.
– Скоро он придет в себя. Если вы заняты, я могу остаться. Нужно, чтобы кто‑то побыл с ним.
– Я останусь.
Доктор покинул кабину Каваситы. Нестор одернула платье и опустилась на стул, не сводя глаз с лица Каваситы, в котором уже не чувствовалось прежнего напряжения.
– Опыт входит в нас, а мы этого даже не замечаем… – прошептала она, обращаясь к спящему. – Благодаря таким, как вы, мы растем и постигаем свои ошибки. Своей искушенностью мы обязаны чужой невинности..
Она сидела возле постели целый час, наблюдая за ритмичным движением его грудной клетки и за биением жилки на запястье и возле виска.
– Все, теперь ты не будешь дрессированной обезьянкой… – пробормотала она. – И играться с тобой я уже не буду…
Как она ненавидела себя!
Есио зашевелился и что‑то пробормотал. В следующий момент его глаза открылись.
– Вам что‑то снилось… – сказала Анна с улыбкой.
– Я навещал друга…
– И кто же это был?
– Человек, наставлявший мою дочь.
– Наставник Масы?
– Да. Мудрый господин, пытавшийся предупредить меня о том, что она поведет себя совсем не так, как я полагал. Это происходило еще до того, как она вышла за Йоритомо.
– И что дальше?
– Обычный сон – ничего особенного…
– Порой, сны имеют очень большое значенье.
– Он сказал, что теперь я свободен. Мне уже ничего не нужно искать. |