Возмутительная идея неожиданно пронеслась у него в голове — добавить надпись о Сигманианце. («Что бы он сказал по этому поводу?», или «Правда ли, что его язык состоит полностью из непристойных слов?», или…)

— Я и в самом деле постараюсь продать вам ваш портрет, если вы позволите мне нарисовать вас, — напомнил он ей. Ваш портрет, я бы сказал, хотя вы сами знаете, пока вы не прибавите хотя бы несколько килограмм — увы, лошадиный.

— Я подумаю об этом. Конечно, ваше предложение чрезвычайно приятное, — она закурила еще одну сигарету. Поспешно, как будто у нее вырвалось помимо воли: — Наверное, время от времени ваш талант, мистер Вейборн, вас кормит. Кроме случайных продаж рисунков, вероятно.

— Называйте меня Скипом, ладно? Все меня так называют. Это долгая история, почему я выбрал это имя, которое значит «корабль» на норвежском, хотя по-английски произносится почти точно так же, как английское слово… Да, у меня бывают комиссионные распродажи то тут, то там. Я стал несколько осторожней, соглашаясь на них, после того, как у меня были некоторые неприятности пару лет назад.

— Что же произошло?

— Это длинная история.

— Мне некуда торопиться.

Господи! Это означает, что ей доставляет удовольствие моя болтовня. Держись, парень.

— Ну, видите ли, — начал он, — мне случилось проезжать через крошечный южный городишко, не сказать, чтобы в околопланетном мире, и гораздо более библейский, чем можно поверить в наши дни и в нашем веке. В самом же деле, там все вокруг было с отставанием почти что на полвека. У них даже был музыкальный автомат в столовой — видели такой? Сигманианец был достаточно груб, чтобы иметь право на существование, и расстроил правоверных, как торнадо. Они отреагировали так бурно, что с помощью этой энергии можно было бы вывести огромную ракету на лунную орбиту. Я ввязался в разговор с владельцем этой столовой. Он намеревался закрыться на неделю и отправиться куда-то навестить родственников. Я предложил ему разрешить мне облагородить его поблекшую забегаловку, пока его не будет. Мы договорились о цене за сцену из Библии. Я не пускал никого вовнутрь до великого открытия, и я готовил и спал там же, пока меня не свалила настоящая лихорадка. Я навещал моего друга-самогонщика, живущего поблизости. Сперва, когда я от него вернулся, я посмотрел на то, что начал, и понял, какую благородную возможность я упускаю. И на таком пространстве я планировал изобразить Нагорную проповедь!

Смехотворно! Не то, чтобы у Иисуса не было возможностей, но я еще их не выяснил для себя и не видел смысла копировать идеи кого-то еще.

Когда я проснулся следующим утром, вдохновение все еще меня не оставило, поскольку, хоть моя Муза и была вчера пьяна, а сегодня мучилась от похмелья, она была настоящей. Я сделал запасы во все кувшины, и всю остальную неделю в полубессознательном состоянии от отсутствия должной еды и сна плюс чрезмерного изобилия пшеничного самогона я нарисовал лучшую вещь, которую когда-либо писал, а может быть, ничего лучше мне и не удастся — Откровение Пророка Святого Иоанна.

Ангелы во всех четырех углах высокого потолка, венки из цветов гнева над музыкальным ящиком, телевизором и дверьми в женский и мужской туалеты. Бог отец со сверкающим нимбом на этом потолке, его длинные седые волосы и борода разбросаны в безумной буре, а его лицо было наполовину человеческим, наполовину львиным. Бог сын по его правую руку был менее удачно изображен — я хотел показать, что он жалеет проклятых грешников, которых он старался бросить в вечный огонь, — ну, он вышел как мрачно удовлетворенный приверженец течения возрождения Христа, который говорил: «Я ведь вас предупреждал».