Изменить размер шрифта - +
Должны они были идти к господину Лестоку человеку молодому и предприимчивому, ближайшему наперснику цесаревны. Многим рисковал он, простой лекарь, возвысившийся до немалых высот при особе Елизаветы Петровны. Теперь же, когда заговор витал в воздухе, когда даже больная императрица чувствовала занимавшийся пожар, медлить было невозможно.

Да, императрица Анна ненавидела сестрицу свою Елизавету. Дочери двух родных братьев, а сколь причудливо переплелась судьба! Да, старшинство было за Анной, но симпатии все и всегда были за Елизавету. Императрица не могла не знать и не чувствовать этого. Но никогда и ничего не сделала она, чтобы привлечь к себе любовь. Напротив, ей будто доставляло удовольствие сеять вокруг себя страх. Теперь же, почти на смертном своем одре, мечтала она только об одном — о гибели Елизаветы. Как избавиться от ненавистной сестры, от докучливой и опасной ее семье соперницы? И не подозревала даже императрица, что зло ее обернется против нее и против ее семейства. Бедная ее племянница Анна Леопольдовна, бедный наследник Иоанн. Судьба их была уже решена…

Но этому всему еще только предстоит случиться. Теперь же зрел заговор. Пока только в умах, в туманных намеках. Но готовились изменения в общей судьбе страны.

 

— Скончалась! Ее Императорское Величество скончалась! — графиня заломила руки. — Кто бы мог ожидать такого исхода? — Она зарыдала.

— Тетушка… — пробормотала Любава. — Успокойтесь, Бога ради… — Она с раннего утра была у тетки и сидела в мужском платье, к которому так привыкла за последние дни.

— Но, благодарение небесам, у нас есть еще регент!

— Вы так уповаете на него? — с удивлением произнесла девушка. — Я слышала о нем совсем иное…

— Что? О, свет полон злословия! — воскликнула Агния Петровна. — Но не верь этому, дитя! Он добрейший человек!

«Добрейший? — подумала Любава. — Странно… Только вчера Иван говорил о том, что ближайшего же своего соратника Волынского он, не прошло еще года с того дня, казнил без жалости за одну лишь неосторожность. А несчастные Долгорукие? А прочие, коих сгубил герцог?»

Но говорить ничего этого вслух она не стала. Как знать, что на это ответит тетушка…

— А что еще говорят, тетя? — спросила Любава.

— Ну… — протянула, внезапно перестав рыдать, графиня. — Говорят разное. Что Анна Леопольдовна, конечно, недовольна. Что ей бы стать царицей или хотя бы правительницей при малолетнем императоре… Но сие невозможно! — воскликнула Агния Петровна с совершеннейшей убежденностью. — Ну что из нее за правительница? А принц Антон? Святые угодники!

Сие последнее восклицание было так странно в устах графини, что Любава едва не рассмеялась.

— Конечно, — продолжала Агния, — только герцог способен к управлению столь обширного государства.

— Но его никто не любит, — попробовала возразить Любава.

— О, не любит! Какая новость! А кого у нас любят?

— Говорят, что он везде ставит немцев, а русских отодвигает в сторону…

— И поделом! Немцы люди исполнительные, — сказала графиня, — и отчего бы им не трудиться и не получать награды за свой труд?

— Но это нехорошо, это вызывает неудовольствие…

— Ах, мой друг! Сколько еще вещей в мире вызывают неудовольствие. Что же, от всех отказаться?

Любава рассмеялась:

— Вы всегда так ловко умеете возразить, тетя!

— Да, это верно, — довольно улыбнулась Агния Петровна.

Быстрый переход