Порядки в стране царили страшные, уныние было чуть ли не всеобщим. Куда ни кинь взгляд — всюду немцы. А при дворе — веселье, но веселье жуткое. Карлицы и карлы, шуты, приживалки, бабки-кликуши — любимое развлечение императрицы. Будто попал во времена оные, древние, когда такие развлечения были в ходу. А уж шутовская свадьба в Ледяном доме… Иван помнил, как тайком они переговаривались с приятелями о несчастном Голицыне, возведенном в шутовское достоинство императрицей, о его бедной жене-итальянке, сгинувшей, будто и не было ее. Да и тайком переговариваться было опасно. Как бы кто не донес…
А наследники! Принц Антон-Ульрих, бледное ничтожество, о нем иначе и не говорили у них в полку. Принцесса Анна Леопольдовна, совершеннейшая немка по виду, хотя императрице родная племянница. И Бирон, всюду только он. Все они подчинялись ему.
Иван потряс головой, чтобы развеять это наваждение.
— А вот вы ничего о себе не рассказываете, Александр Николаевич, — вдруг сказал он. — Но верно делаете! Кому нынче доверишься?..
— Да мне рассказывать нечего, — желая казаться безразличной произнесла Любава.
— Ладно! Не бойтесь, расспрашивать я не стану, — заверил ее Боратынский.
А рассказать, пожалуй, было что. Вот бы удивился Иван Боратынский, когда бы узнал, с кем едет он в Петербург! Он и не догадывался, что под личиною недоросля Багрова кроется девица. Слишком уж ловко сидел недоросль верхом, слишком хорошо фехтовал. Они даже как-то для развлечения решили сойтись на шпагах, так силы были равны! И мысли, и подозрения не закрадывались в голову Боратынского. Только одна странность случилась с ними в дороге. На их пути как-то встретился мужской монастырь, и Иван предложил проситься туда заночевать. Попутчик его решительно отказался от такого плана и заявил, что предпочитает ночевать на свободе, вне всяческих стен. Конечно, объяснение сие было резонно, ведь, случись что, бежать сподручнее было, находясь на воле. В монастыре же легко могли задержать. Хотя опасность им как будто никакая не грозила, монахи же, пожалуй, не участвуют в интригах, а переночевать в монастыре было бы не в пример удобнее… Однако возражение Александра было принято, и молодые люди расположились ночевать в каком-то сарае, в который забрались, не сообщая об этом хозяевам.
Любава же проникалась все большей симпатией к своему попутчику. Славный он был человек! Однако иногда ее смешило, что он совершенно не догадывался о том, что она — девица. Его отношение к ней, как к равному себе, забавляло ее. Но все же она радовалась, что он столь недогадлив. Что бы было, узнай он правду? Впрочем, она в любом случае его бы не опасалась. Девицу он, пожалуй, взял бы под свое полное покровительство. Ей бы было даже значительно проще, ведь она могла бы переложить на него все заботы пути, которые теперь они делили пополам. С каждым днем она все больше увлекалась молодым человеком, признавая его рыцарские достоинства и приятный характер. Размышляя о своем несостоявшемся замужестве, думала, что вот ежели бы батюшка выбрал ей такого жениха, то никуда бы она и не сбежала из родного дома.
«Уж не влюбилась ли я? — думала Любава. — Что за напасть! Только этого мне не хватало…»
Однако ни на что не променяла бы она теперь такой приятной компании. И даже от нравоучений Федора, который уже заприметил ее влюбленность, она отмахивалась, как от назойливой мухи.
Но вот настал день, когда перед их глазами выросла столица, и они вступили в нее, каждый с трепетом в душе. Один — с тайными мыслями о былых друзьях и разговорах, другая — с невольным трепетом, боясь собственной неразумной смелости.
4
Столица! Сколь прекрасна и премудро устроена! Гений Петра тут во всем, в каждом здании, в каждом повороте улицы! Невская першпектива поразила воображение Любавы. |