Левон чертыхнулся на ранних гостей, заявившихся ни свет ни заря. Неохотно встал. Накинул рубаху, влез в шаровары. В дверь постучали вторично. Более нерешительно, тихо.

— Иду, иду! Хватит греметь! — отозвался Левон и, недовольно прошаркав к двери, открыл ее.

На крыльце стоял старик — сторож поселковой бани, рядом с ним блеклая, как сухая полынь, то ли баба, то ли девка, вся в черном тряпье, трясущаяся, она не могла открыть рот. Слезы по ее лицу лились градом.

— Вот мы тут с внучкой к тебе. Горе у нас, совсем осиротели. Дочка моя померла. Ее мать, — указал на дрожавшую рядом внучку. И, подтерев кулаком мокнущий нос, продолжил: — С деревни они ко мне приехали. У дочки все в животе болело. Я ее к врачам отвел. Вчерась. Так вот мы с Дусей к тебе. Дай местечко на кладбище. Чтоб мог я свою Наталью навещать. Отведи ей рядом с бабкой. Чтоб вместях были, — сорвался на хрип голос старика.

— В деревню везти надо. Там хоронить. Здесь только свои. Не имею права давать место не жителям поселка.

— Наталья родилась в Родниках. Тут долго жила. В деревню замуж вышла. Да не повезло. Овдовела рано.

Рядом с мужем и похороните.

— Так он в Германии погиб. Служил там. На чужбине схоронен. В деревне у них никого не осталось. Вдовий дом кому нужен? — отмахнулся сторож.

— Дядечка, подсобите нам! — глянула на Левона Дуся зареванными глазами. И парень увидел, как красивы эти глаза даже в горе. Большие, синие, как небо. Они смотрели на него с мольбой.

— Входите в дом. Подумаем, что можно сделать, — предложил Левон и открыл дверь.

Они робко переступили через порог. Не решаясь пройти к столу и присесть, топтались у двери.

— Садитесь, — указал он на табуретки, а сам взял план кладбища, открыл журнал.

— Так как фамилия вашей покойной? — спросил старика.

— Петрова она. Наталья Осиповна.

Левон спросил сторожа, где похоронена его жена. Нашел по карте место. Вгляделся. Место для покойной дочери деда Он сыскал вмиг. Но сказалась привычка не соглашаться сразу. И Левон завздыхал:

— Хотел бы вам помочь, да, наверно, не смогу. Слишком мало места. Не остается для проходов.

И в это время почувствовал нырнувшую в его карман руку. Левон перехватил ее. Сжал дрогнувшие девичьи пальцы. Глянул в глаза. И втиснул в руку Дусе помятую десятку. Сказал строго:

— Вот это, барышня, совсем ни к чему. Если пришли в мой дом, обойдитесь без унижений! — Он не отпускал руку Дуськи.

— Мы не хотели обидеть. Но вы не думайте, что мы нищие. У нас в деревне и корова, и телка есть. Да куры. Сад с огородом. Не с последнего отблагодарить хотели. От души ведь. На такое грех обижаться, — не вырывала руку Дуська.

— Для меня все покойники одинаковы. Я для себя выгоды не жду. Сам любого отблагодарить смогу, — погладил руку девушки горячей ладонью. Та вздрогнула, вытащила руку из кармана, оставив в нем червонец. Левон вытащил его, воткнул в ладонь Дуси. И предложил пройти к могиле бабки.

Там он все оглядел. Позвал могильщиков. И обратился к деду:

— Когда хоронить будете?

— Чем раньше, тем лучше.

— Тогда завтра. Устроит вас? — глянул на Дусю. Та головой кивнула согласно. И Левон, указав на могильщиков, сказал: — Теперь с ними договаривайтесь. Потом ко мне зайдете.

Вскоре, указав место для новой могилы, Левон, не оглядываясь, зашагал домой. И тут его нагнала Дуся.

— Скажите, дядечка, что еще надо сделать нам?

— Справку о смерти взять. И принести ее мне для регистрации в журнале.

— Она есть. У деда.

— Остальное — за вами. Гроб, крест иль памятник, как хотите.