– Буду здесь мерзнуть от обиды.

– Ловлю на слове. Сейчас вернусь.

Темно. Холодно. Жестко. Когда то Света говорила, что я достигла своего дна. Остается теперь только подниматься. Сейчас я не была в этом так уверена. Вот сейчас разве не дно? Самое настоящее дно. Живу в какой то халупе деревянной с гуленой мужем, который нос мне расквасил. И уйти нельзя, потому что банально некуда. Можно маме позвонить. Выслушать в очередной раз, какая я дура. Уговорить вернуться Сережку назад. А ему здесь нравится. И что Данко без меня делать будет? Окончательно сопьется и с катушек слетит? Хотя, почему сопьется? Вон, у него уже есть мне замена.

– Я вернулся. А почему у нас Генка на кухне дрыхнет? – спросил Данко.

– Остался из за грозы. Против?

– Нет. Восстанавливаю картину вечера.

– Чего жуешь?

– Хлеб с молоком. Будешь?

– Давай. А ты не мелочишься. Сразу батон и пакет взял.

– Есть хочу, как будто неделю не ел. Вчера не ужинал.

– А кто в этом виноват?

– Знаю, что сам. Будешь ругаться? – спокойно спросил он.

– Не буду. Тебе не пять лет, чтоб тебя отчитывать. Только поэтому я вчера промолчала. Но мне это надоело.

– Не понимаю, чего ты злишься.

– Хорошо, может мне тоже начать гулять? С мужиками обниматься? М? Тебе это понравиться? – вспылила я.

– Я тебе доверяю. Даже если ты будешь с кем то общаться, то это не значит, что ты с этим человеком будешь спать. Или для тебя общение сразу подразумевает измену? Своеобразное предисловие к измене?

– Нет.

– Тогда чего ты возмущаешься?

– Данко, почему ты не понимаешь?

– Так объясни. Я пойму. Ладно, про алкоголь я понял. Могу выпить только несколько рюмок компота. От него почему то крыша не едет и даже желания продолжить банкета не возникает. От всего другого я теряю тормоза, и крыша просто улетает. Тут мой промах. Но пока не попробуешь, то не узнаешь. Буду знать. Да, не оправдание, но вчера был очень тяжелый день. Неприятный день, когда понимаешь, что друзья оказываются врагами. И тупо не врубаешься, почему так произошло. Чет я начинаю разочаровываться в людях.

– Чего случилось? – беря у него пакет молока, спросила я. В этом что то было вот так сидеть в кладовке, кутаться в одеяло и жевать белый хлеб, запивая его молоком. Экстрим.

– Да у нас решили, что Генке лучше свалить из города. Кто то решил просто его проигнорить. Мол, сам свалит, если его не замечать. Другие решили морду набить. Приписали ему такие грехи, что он у нас словно маньяк сексуальный. Девчонок малолетних портит. А он еще по городу прошелся. Народ начал возмущаться, как посмел так гордо ходить. Мол, ему положено в норе сидеть и носа не показывать. Я сразу после работы к Генке пошел. Он мне даже не сказал, что вернулся. Может, знал бы заранее, то и почву подготовил. Хотя, этих упертых ничего не перебьет. Короче, увидел компашку, что собралась на вилы поднимать.

Хорошо, что народу было мало. Тыры пыры. Ситуацию смягчил. За дружбу, за знакомство. На халяву пить все готовы. И про вилы забыли. Вроде разошлись миром. Но это вчера было. А что сегодня? Против города идти? Один был бы, то пошел не задумываясь. Теперь же вы еще у меня. Вот и гадай, как поступить. Друган, который как брат, или семья?

– Могут и нас травить?

– Угу. Кто то воду мутит. Блин, эту историю уже забыть можно. Лет сколько прошло. Да, история вышла шумная. Но все равно… Так и меня можно в эти маньяки записать.

– Почему?

– Я же тоже там был.

– Данко, а ты уверен, что Гена не виноват? – осторожно спросила я.

– Уверен. Не мог он тогда этого сделать, – твердо сказал Данко. – А с кем девчонка целки лишилась? Непонятно.