— Не думаю, — возразил Гервард. — Отец Годфри сказал, что у него на пальце дорогое кольцо — помнишь? Грабители непременно сняли бы его.

— Да, ты прав, — вздохнула Гвинет и наклонилась достать из сундука нижнюю рубаху. Когда она выпрямилась, Гервард стоял у окна и внимательно рассматривал глиняную флягу.

— Это наша? — спросил он, увидев, что сестра подняла голову. — Или мастер де Бир с собой её привёз?

— Должно быть, привёз, — откликнулась Гвинет. — Вроде я таких раньше не видала.

— Тогда надо положить её вместе с остальным, — удовлетворённо кивнул Гервард. — Вот — лови!

Фляга взвилась в воздух.

— Гервард, не…

Но было поздно. Гвинет уронила рубаху и метнулась поймать хрупкий сосуд, но не успела. Фляга грохнулась на пол и разлетелась вдребезги.

— Гервард, ну что ты за идиот! — разозлилась Гвинет, и вдруг замолчала, удивлённо уставившись себе под ноги. Вместо лужи воды или вина из разбитой фляги, на полу лежал небольшой свёрток. Гервард наклонился и поднял его. Под пальцами свёрток тихонько хрустнул. Осторожно развернув тонкую ткань, Гервард вытащил свёрнутый в трубку лист пергамента и восторженно прошептал:

— Гляди, Гвинет! Тот, кто положил это во флягу, не хотел, чтобы его нашли, верно? Похоже, это и есть то, что мы искали! Эта штука может объяснить, почему убили мастера де Бира!

Глава третья

— Да, это должно быть очень важная вещь, — согласилась Гвинет. Зачем бы иначе прятать её так хитро?

Они с братом сидели рядышком на кровати покойного лондонского купца. Гервард осторожно развернул хрупкий свиток. Внутри оказался ещё один листок — собственно, Гервард уронил его и даже не наклонился, чтобы поднять. Гвинет заметила это, но решила, что можно поискать и потом. Глаза её были прикованы к пергаменту в руках у Герварда.

Он был жёлтым и старым — очень старым, судя по проступившим там и сям тёмным пятнам и рваным, обтрепавшимся краям. В правом верхнем углу красными чернилами был изображён символ, похожий на слезу. Остальной лист был весь исписан непонятными символами. Гвинет с огорчением поняла, то не может прочесть ни единой буквы. И дело было не в том, что чернила выцвели и побледнели — просто знаки эти были ей незнакомы. Странные хитрые закорючки, точки и чёрточки не были похожи ни на что из того, что она видела раньше. А ведь она умела читать! Джефри Мэйсон научил дочь разбираться со счетами и списками, а Гервард так и вовсе учился у монахов, вместе с остальными мальчишками Гластонбери, но этот текст озадачил их обоих.

— Мы не сможем прочесть, — признал своё поражение Гервард.

Гвинет свирепо уставилась на непонятные значки, словно пыталась силой взгляда превратить закорючки во что-то удобочитаемое.

— Интересно, что это за знак, — добавил Гервард, разглядывая красную каплю.

— Похоже на кровь, — отозвалась Гвинет и зажмурилась, вспомнив ярко-алую струйку, вытекавшую из Источника Чаши.

— Или на часть герба какого-нибудь лорда, — заметил Гервард. Он перевернул пергамент и добавил:

— Печати нет.

На обратной стороне листа не было ни знаков, ни надписей. Ничего, что объясняло бы, зачем мастер де Бир хранил этот документ, не говоря уже о том, чтобы прятать его в глиняной фляге.

И тут Гвинет вспомнила о втором свитке. Наклонившись, она вытащила его из-под кровати и развернула на коленях. Это был небольшой кусок нового хрустящего пергамента с коротким текстом на английском языке. Гвинет облегчённо вздохнула.

Письмо было адресовано мастеру Натаниэлю де Биру. Предвкушая разгадку, Гвинет стала читать вслух:

«Вы просите золота — но я бедный священник и золотом не владею. Однако документ и медальон, которые я вам отдаю, драгоценнее всех сокровищ христианского мира.