– Ничего с этим не выйдет, – ответил, посмеиваясь, Конверс. – Ваши исполнители перебьют картины и продырявят медали. Каждому известно, что французы – паршивые стрелки

– Qu’est-ce que vous dites?

– Monsieur Simon tient a vous remercier de ce dejeuner, – ответил Маттильон, поворачиваясь к своему клиенту. – Il en est tres fier car il estime que 1’officier francais est meilleur di monde.

– Что ты сказал?

– Я объяснил ему, – сказал юрист, снова поворачиваясь к Джоэлу, – что быть здесь для тебя большая честь, потому что ты считаешь, что французская армия, а особенно ее офицерский корпус – лучшие в мире.

– Не только паршивые стрелки, но и никудышные летчики, – улыбаясь, ответил Джоэл и торжественно кивнул.

– Est-il vrai que vous avez pris part a de nombreuses missions dans l’Asie du Sud? – спросил Любок, не отрывая строгого взгляда от Конверса.

– Простите?

– Он ждет подтверждения версии о том, что ты – самый настоящий небесный Аттила. Сколько у тебя было боевых вылетов?

– Всего несколько, – ответил Джоэл.

– Blancoup , – подытожил Маттильон.

Но тут Любок снова быстро затараторил, на этот раз еще более неразборчиво, и щелкнул пальцами, подзывая официанта.

– Что дальше?

– Он решил поведать тебе о собственных подвигах, в интересах дела разумеется.

– Естественно, – сказал Конверс, не переставая улыбаться. – Паршивые стрелки, никудышные летчики и неуемные хвастуны.

– Ты забываешь о наших женщинах, нашей кухне и отличном понимании жизни.

– Есть очень короткое французское словцо – одно из немногих, которому я научился у бывшей жены, но думаю, не стоит его сейчас употреблять. – Улыбка окончательно зацементировалась на его губах.

– Правильно, я совсем забыл, – спохватился Маттильон. – Мы же часто беседовали с ней на нашем la bella langue . Помню, как тебя это раздражало… На этот раз воздержись… Не забывай о своей миссии.

– Qu’est-ce que vous dites encore? La belle langue? – спросил Любок, когда около него остановился стюарт.

– Notre ami. Monsieur Simon, suivra un cours a l’ecole Berlitz et pourra ainsi s’entretenir directement avec vous, – сказал Маттильон.

– Bien!

– Я объявил ему, что ты собираешься учить французский по Берлитцу ради. того, чтобы обедать с ним, бывая в Париже. Тебе разрешено звонить ему. Кивни же… счастливчик.

Конверс кивнул.

Так у них и шло. Кивок с одной стороны, кивок с другой. Серж Любок играл первую скрипку в том, что касалось выпивки. Маттильон переводил, не обращая внимания на английский текст, не забывая подсказывать Конверсу, какие чувства должны отобразиться на его лице.

Наконец, Любок скрипучим голосом описал аварию, завершившуюся потерей левой ноги, и те бесспорные дефекты в конструкции самолета, которые вынуждают его из принципа требовать компенсации. Изобразив на лице сложную гамму со чувствия и возмущения, Конверс предложил составить юридическое обоснование для суда, основанное на его экспертизе. Маттильон перевел; Любок просиял и выпустил пулеметную очередь согласных, которую Джоэл воспринял как выражение благодарности.

– Он твой вечный должник, – перевел Рене.

– Он перестанет считать себя таковым, как только прочтет это заключение, – возразил Конверс.