Один Дробов сохранял олимпийское спокойствие.

Он подошел к телу Кордина, накинул ему на голову удавку, заметил:

—Давайте, кенты, хоть этого наверняка кончим, а то, не ровен час, и он сбежит.

Он перевернул стонущего, окровавленного Кордина на живот, так, чтоб ему удобнее было затягивать удавку, по­ставил правую ногу на спину жертвы, потянул удавку.

— Ну, все, кажись, кончается.

Озлобленные неудачей с другой жертвой, братья Ахтаевы бросились к телу умирающего Кордина, набросились на дергающееся в конвульсиях тело, один с ножом, другой с заточкой, и успели, пока он не затих окончательно и на­всегда, нанести каждый по два удара в грудь и сердце.

— Ну, кажись, этого наверняка, — удовлетворенно бро­сил Роман.

Все трое тяжело дышали, сдерживая рвущиеся из груди злость и ярость.

Ударили каждый по мертвому уже телу, как бьют нос­ком ноги по покрышке переднего колеса перед тем как ехать дальше.

— Ну, взяли...

Они взяли за руки-за ноги ставшее вялым и безжизнен­ным тело, все еще тяжело дыша и матерясь, оттащили его в овраг, забросали срезанными ветками.

— Ну, теперь не найдут, — уверенно прошептал Дробов.

— Если только сам не покажешь, — недобро ухмыльнул­ся Роман.

— Как это? — удивился Веня.

—  А так, рассказывали мне на зоне, — попадешь под пресс сыскарей, покажешь все, что знаешь.

— Я никогда не покажу, — уверенно заметил Веня.

Забегая вперед, заметим, что показали место, где тлел

труп убитого ими Кордина, все.

Не сговариваясь, каждый в отдельности.

Это смелые они были, когда бесчувственное тело реза­ли. А когда руки за спину в наручниках...

Ну, да это потом...

А пока, уже не думая ни об убитом Кордине, ни об уми­рающем где-то под кустами Лебедеве, почувствовав уже радостную эйфорию, делили трофеи.

На троих вышло немало за один заход.

Потом все эти вещи следователи прокуратуры найдут, обнаружат в домах бандитов, у их родственников и друзей, во время обысков (никто не поспешил сдать подаренные краденые вещи), так что можно теперь точно сказать, во что оценили бандиты убитых ими людей:

— магнитофон «Соната» — 85 р.

— кассеты к нему — 65 р.

—деньги — 120 р.

—джинсовая куртка — 160 р.

— часы марки «Слава» — 60 р.

— флакон одеколона «Цветочный» — 20 р.

— карманные часы «Молния» — 20 р.

— магнитофонная кассета — 4 р.

— бумажник — 3 р.

Они ласково трогали вещи, добытые в «бою», спорили, кому что останется, по-шакальи грызлись между собой, стремясь преувеличить свою роль в банде, в убийстве, доказывая, что именно ему должна принадлежать та или иная вещь.

Когда еще продадут они машину в азербайджанском ауле, когда получат поделенные за нее деньги, — а тут вот — свеженькое, только что отнятое добро. Им так при­ятно обладать: было не твое, а вот уже твое. И надо-то толь­ко и всего — сдавить удавку, ударить ножом, заточкой, пнуть...

Пройдет время, и жадность подведет бандитов. Все эти вещи найдут. И будут они свидетельствовать против трех нелюдей на людском суде. Опознанные родными и друзья­ми Кордина и Лебедева, эти вещи будут свидетельствовать против убийц тогда, когда сами они этого никак ожидать не будут.

Если бы я писал роман, а не строго документальную повесть, то, скорее всего, не решился бы дать этот эпизод. Критики порой и так называют некоторые мои романы, написанные на основе конкретных уголовных дел, крими­нальной фантастикой — уж больно неожиданны и нере­альны некоторые детективные их обстоятельства.