|
Девушки вест-индского происхождения, живущие в близлежащих районах, оказавшись в интересном положении, направлялись именно в Св. Стефана. Это был крупный преуспевающий храм с этнически разнообразной паствой, и Майкл решил, что для девушки вроде меня, да ещё из семьи с католическим прошлым, такое место очень даже подойдёт. Мне доводилось слышать жуткие истории о жестокости монахинь и священников по отношению к незаконным детям-католикам, попадавшим под их опеку. Я не хотела рисковать будущим своего ребёнка, чтобы он на всю жизнь застрял в религиозной организации. К тому же человек, которого я считала отцом Ллойда, был, как и я, католиком, а врагов у него было немало — и я решила, что тем, кто, возможно, будет искать моего ребёнка со злым умыслом, будет не так легко в этом преуспеть, если я отправлю малыша в протестантскую семью. В то время было практически невероятным, чтобы ребёнок родителей-католиков воспитывался вне лона Римской церкви. Майкл сказал, что для начала дела против Реджи Крэя об установлении отцовства мне понадобится только свидетельство о рождении ребёнка, так что по его мнению, лучше всего было решить все вопросы с усыновлением ещё до того, как он родится. 17‑го января 1962 года я спустилась в подземку на Лэдброк-Гроув и поехала на Шепердс-Буш — решать свою проблему. Я залетела сто восемьдесят дней назад, и сейчас, на седьмом месяце, моё положение было очевидно. Я отыскала священника, и он тут же направил меня в молельную залу к сестре Вессон из службы нравственной благотворительности. Мне пришлось предоставить ряд сведений о себе, начиная с имени, даты рождения и адреса. Дату рождения я указала неверную (помнится, отец всегда так поступал, имея дело с властями — так человека труднее потом разыскать). Я назвалась годом старше, чем на самом деле. Я считала, что для меня будет только лучше, если я сделаю всё, чтобы моя семья никогда не узнала о Ллойде. И мне казалось, что к моим пожеланиям отнесутся с большим вниманием, если я представлюсь взрослее, чем была тогда. Когда дошло до места работы, я сказала, что работаю частной няней в одной семье — мне казалось сомнительным, что англиканская церковь возьмётся помогать девушке из бара, которую угораздило забеременеть. Кроме того, скажи я, что работаю «хозяйкой», любой сотрудник службы нравственной благотворительности тут же решил бы, что я проститутка.
— Ну что ж, милая, ваша проблема уже у всех на виду — почему же вы не пришли раньше? — Я намеревалась выйти замуж за отца ребенка, но, похоже, сейчас это не получится. Я не собиралась признаваться, что не хотела улаживать вопрос с усыновлением, поскольку мне было всего семнадцать, и я боялась, что власти уведомят о моей беременности родителей. Мама и так отчаянно пыталась вернуть меня домой — даже направила двоих из братьев в Лондон, чтобы они обратились в полицию насчёт моего возвращения. После разговора с полисменшами братья пришли ко мне. В полиции им сказали, что раз мне уже семнадцать, и у меня здесь есть крыша над головой, никто не имеет права заставлять меня вернуться домой. Братья сообщили мне об этом и потом сказали, что я всё равно должна вернуться с ними в Шотландию, потому что мама из-за меня так тревожится, что заболела. Я ответила им, что мой дом теперь в Лондоне. Что жизнь в Гриноке меня совсем не устраивает. Голос сотрудницы службы нравственной благотворительности пробудил меня от воспоминаний. — Могу я встретиться и поговорить с отцом вашего ребёнка? — спросила сестра Вессон. — Да. — Как его зовут и где он живёт? — Мэтт Брэдли. Он живет со мной. — Что?! Вы приходите ко мне за помощью, продолжая жить во грехе?! Неужели ваши родители не научили вас, что такое хорошо, а что плохо? — Мы хотели бы пожениться, но родители моего жениха не допустят этого, — всё это было заранее согласовано с Мэттом Брэдли. — Вы хотели бы оставить ребёнка у себя? — Я — да, хотела бы. |
