Громко.

Сегодня она сонная. Ползёт. Еле еле поднимается по лестнице, шаркая и возясь по дороге с ночнушкой и ливчиком. Я помогаю. Хе хе, теперь это так называется. Раздевать её – мой любимый вид помощи. Она идёт в туалет, потом вылезает из штанов и трусиков, заползает в постель. Я тоже освобождаюсь от одежды, смирившись с предстоящим сном. Но всё хорошо. Прижиматься к ней почти так же приятно и, в некотором смысле, даже лучше.

И вот потом, когда я уже практически сплю, она чуть отстраняется и поворачивает голову, чтобы сказать:

– Ну что, пещерный человек? Чего же ты ждешь?

И я прижимаюсь к ней. Рейган стонет. Я притискиваюсь ещё немного. И вдруг она встаёт на четвереньки – её любимая поза, особенно когда она беременна. Кладёт под щёку подушку, подаётся ко мне. Вводит мой член в себя. Боже, она такая узкая…  Не знаю, как ей это удается, но она очень тесная даже после двух естественных родов. Она сжимает меня, когда я скольжу в неё, стискивая так сильно, что я едва могу двигаться внутри неё, но это так офигенно, так хорошо!

Мы находим ритм, движемся вместе в знакомом блаженстве, которое всегда ново.

Только на этот раз я запнулся и выскользнул, случайно выйдя целиком. Рейган задыхается и бросается вперёд, а затем, когда я начинаю отступать, кричит:

– Стой! Боже… погоди. Просто подожди, – она опускает голову между плеч, выгибает спину и прижимается ко мне. – Попробуй ещё раз. Медленно.

– Ты уверена?

Я слегка толкаюсь в неё, и она стонет. Отталкивается от меня, задыхается. Пауза. Я стою неподвижно, Рейган выгибает спину и снова приближается ко мне, и я в деле, но только намеком. В ней только кончик, но, ебать, ему так туго…

– Ты напишешь об этом? – спрашиваю я, задыхаясь, постанывая.

– О, боже... чёрт возьми, Дерек. Да…

– Я ведь не делаю тебе больно, правда? – не могу не сгибать бедра, всего лишь слегка.

– О о о о о. Нет, – она делает паузу, замирает, а затем подаётся ко мне, так что я проскальзываю немного глубже.

На этот раз её стон – это задыхающийся шёпот, который говорит мне, насколько она близка. Я склоняюсь над её спиной, тянусь рукой вниз, между её бедер, и на ощупь нахожу её возбуждённый центр, так Рейган любит больше всего. Едва касаясь, как перышком, делаю медленные круги вокруг клитора, почти невесомо. А потом, когда она начинает корчиться и визжать, я давлю вниз быстрыми движениями. Она кончает, крича, и я погружаюсь глубже, и она кусает подушку, заглушая громкий вопль экстаза.

И вот тогда я, в свою очередь, взрываюсь, стону, задыхаюсь, ругаюсь и молюсь ее именем...

Мы молчим, пока оба падаем на землю с головокружительной высоты. Наконец, когда я начинаю задаваться вопросом, не заснула ли она вот так: на животе, на коленях, замечательной задницей вверх, она шевелится.

Рейган плюхается на бок, двигая меня.

– Обними меня.

Я обнимаю.

– Я люблю тебя. Очень сильно.

– Это потому что я потрясающая.

– Да, воистину так.

– И ты тоже.

– И я.

Несколько мгновений тишины, и я думаю, что она спит. Я уже почти заснул.

– Дерек?

– М м м?

– Если это девочка, мы можем назвать ее Ида?

– Конечно, любовь моя.

– Ида…, а какое выберем второе имя?

Я долго не отвечаю, борясь со сном. 

– Не знаю.

– Дерек.

– Детка. У нас впереди ещё пять месяцев!

– Дерек.

– Господи. Хорошо. Элизабет.

– Почему?

Я мычу в отчаянии:

– Не знаю, детка. Мне просто нравится это имя, – я зеваю. – Ида Элизабет Уэст.

– Замечательно.