– А чего ты так стараешься? – заподозрил было неладное Шаров.

Китайгородцев не успел ответить.

Распахнулась дверь спальни, оттуда вышел Проскуров – в халате, по-домашнему. Виктория рвалась за ним следом, он втолкнул ее обратно в комнату и захлопнул дверь.

– Назад!!! – рявкнул Шаров и рефлекторно наставил ствол ружья на Проскурова.

Китайгородцев знал, что выстрелить Шаров не сможет, а Проскуров этого не знал, поэтому остановился.

– Назад! – повторил Шаров.

Не уйдет Проскуров, подумал Китайгородцев. От своих он не отказывается, как говорил Алексей Алексеевич. Уж если кто-то с ним – так навсегда. Тем более когда о сыне речь. Он Алешу не отдаст.

– Послушайте! Не надо ему мешать! – громко сказал Китайгородцев. – Пускай уходит.

– Ты что делаешь, сволочь? – крикнул ему Проскуров.

Казалось, что, не стой между ним и Китайгородцевым Шаров, бросился бы и задушил Китайгородцева голыми руками.

– Послушайте! Вы потеряете ребенка! – сказал Китайгородцев. – Когда здесь будет спецназ, вы уже не сможете ни на что влиять. Вас выведут отсюда, а он останется. И у него будет Алеша. Будут вести переговоры. Это будет игра на нервах. И если у этого парня сдадут нервы – Алеша умрет. А если будет штурм? Вы знаете, как наши умельцы штурмуют! Стреляют без разбора.

– Я не допущу! – прошипел Проскуров.

– Да вас никто не спросит! – сказал с досадой Китайгородцев. – В том-то и беда! Я еще раз повторяю: вы ни на что не сможете влиять. Вот когда он будет в безопасности, – кивнул на Шарова, – и все переговоры будут через вас идти – тогда с вами будут считаться. Вы отдадите ему деньги и получите ребенка. Живого!

Проскуров замешкался с ответом.

– Уходи! – сказал Шарову Китайгородцев и посторонился, освобождая путь.

Ему было нужно, чтобы Шаров вышел из сумрака и ступил в полосу света. И тогда Китайгородцев его убьет. Точно так, как три минуты назад он убил Резо Тесадзе. Но Резо был сам по себе, и Китайгородцев в него выстрелил без раздумий. А Шаров держал на руках маленького Алешу, и нельзя было ошибиться. Стрелять только наверняка.

– Иди! – сказал Китайгородцев.

Шаров попятился от Проскурова и, когда расстояние между ними увеличилось, он вдруг поставил у стены свое бесполезное ружье и вступил наконец в полосу света. И Китайгородцев сразу же увидел гранату. Шаров держал ее в руке, которой удерживал и мальчика, а освободившейся рукой он на глазах у Китайгородцева выдернул чеку и протянул ее Китайгородцеву:

– Держи!

Китайгородцев не шелохнулся.

– Пока я удерживаю рычаг, граната не взорвется, – на всякий случай сказал Шаров. – Но если со мной что-то случится и я рычаг не смогу держать – мальчишку в клочья разнесет.

– Я в курсе, – кивнул Китайгородцев.

Правдивость слов Шарова он подтвердил специально для Проскурова – чтобы тот глупостей не натворил.

– И пистолет свой дай! – требовательно сказал Шаров и протянул свободную руку.

– Я не дам его тебе. Я жить хочу.

– Я в тебя стрелять не буду, дурачок, – осклабился Шаров.

– Не уверен.

Шаров улыбаться перестал. Обозлился. Но ничего поделать он сейчас не мог. У него одна только граната, и он ее до последнего будет беречь. И он понимал это, и Китайгородцев. Так что в этой партии у них случилась боевая ничья.

Шаров пошел мимо Китайгородцева. Проскуров сделал было шаг следом, но Китайгородцев встал между ним и Шаровым.