— Поставь поднос на стол, моя хорошая, и подойди сюда.

Она протянула Гвинет вышитый пояс из зелёного шелка.

— Вот, держи! Это тебе.

— Ой, что вы госпожа, — ахнула Гвинет. — Он слишком хорош для меня! Особенно после того, как грубо я вела себя вчера. Мне так неловко…

— Я уже все забыла, дитя моё, — улыбнулась вышивальщица. — А поясок, это просто безделица. Возьми, прошу тебя.

Гвинет подошла и осторожно взяла подарок. Шёлк в её пальцах был мягким, как ягнячья шкурка.

— Какая прелесть! Спасибо вам большое.

— Ну вот, а теперь я позавтракаю и снова сяду работать, — провозгласила Марион ле Февр.

— Вам уже лучше, госпожа?

— Лучше, — мужественно улыбнулась Марион. — Во всяком случае, работать я смогу, хотя, боюсь, на улицу пока выйти не рискну. Скоро придёт твоя тётушка и поможет мне.

Вышивальщица подошла к столу, и тут взгляд её упал на отрез голубого полотна, купленного для маленькой Элеонор. Вздохнув, она легонько погладила тонкую ткань.

— Кто знает, придётся ли мне теперь шить это платье, — прошептала она.

Сердце Гвинет разрывалось от жалости. Ей очень хотелось сказать Марион, что Элеонор жива и здорова, что скоро лорд Ральф заплатит выкуп, и девочка вернётся домой… Боясь поддаться искушению, Гвинет торопливо откланялась и выскочила за дверь.

Уже в спальне, убирая поясок в сундук с нарядами, Гвинет думала, как же тяжело Марион, такой тонкой и впечатлительной, думать о бедняжке Элеонор. Похоже, хранить эту тайну будет ещё тяжелее, чем она думала вчера.

Гвинет не терпелось выяснить, наконец, что же на самом деле произошло с Элеонор, но Айдони Мэйсон продержала их с братом на кухне большую часть дня. Они сумели вырваться только после обеда, да и то потому, что Гвинет рассказала матушке про Урсуса и целебные травы, которые тот обещал собрать для Эдмунда.

— Хорошо, тогда ступайте, — сказала Айдони и завернула в чистую тряпицу хлеб и холодную утиную грудку. — Вот, отнесите ему гостинец. Но только не задерживайтесь, нам с вами ещё ужин подавать!

— Хорошо, матушка!

Гвинет взяла у матери из рук свёрток, выскочила на улицу и побежала искать Герварда.

Деревня будто вымерла. Даже лавка Риса Фримена была заперта. Неужели и он присоединился к поискам?

— Было бы легче, если бы мы могли расспросить Бедвина, — сказала Гвинет брату, когда оба они уже шагали в сторону Тора. — Он может кивать и качать головой, и если бы мы придумали нужные вопросы…

— Мастер Торсон все равно не пустит нас к Бедвину, — трезво заметил Гервард.

— Может, Айво и Амабель сумели бы к нему пробраться? — не сдавалась Гвинет. — А мы бы им подсказали, о чём спрашивать!

— Возможно, — кивнул Гервард. — Только мастер Торсон наверняка уже сам его расспросил.

— Мастер Торсон, как и все вокруг, считает, что Бедвин виноват! — возразила Гвинет. — Потому что у него было ожерелье, и ещё он задержался на работе. Как будто кроме него никто никогда не задерживался!

— А если бы Бедвин знал, что ожерелье принадлежало Элеонор, он никогда не подарил бы его тебе, — добавил Гервард.

— Ну почему они все такие безмозглые! — возмутилась Гвинет.

Разговор оборвался сам собой. Они с Гервардом вышли на болота и должны были внимательно смотреть под ноги, чтобы не потерять еле заметную тропинку. Да и о чём тут было говорить? Без разговора с Бедвином они не могли продвинуться ни на шаг. Гервард говорил, что из письма никак нельзя было понять, кто его написал. Гвинет все ещё размышляла, когда впереди показалась знакомая фигура. Урсус сидел там же, где и вчера и ждал их.