— Мистер Айрес или мистер Мольто, если у кого-либо из вас имеются хотя бы малейшие возражения против моей кандидатуры в качестве судьи, председательствующего на этом процессе, я с радостью верну дело на переназначение.

Айрес качает головой:

— Нет проблем, судья.

Мольто повторяет те же слова.

Она знала, что прокуратура не выдвинет никаких возражений. В этом зале у них 106 дел, подлежащих рассмотрению. Ежедневно на руках у Сонни находится от 98 до 112 дел, переданных из прокуратуры. Они не собираются ставить под сомнение ее принципиальность. Во всяком случае, официально. Если с их стороны и будут какие-то претензии, Сонни узнает об этом от друзей.

Сонни зачитывает обвинения, предъявленные в иске прокуратуры. Подсудимый Хардкор настороженно слушает. Обычно обвиняемые очень напуганы и, сильно волнуясь, теряют самообладание под воздействием таинственной ауры судопроизводства. Однако Хардкор, мужчина средних лет, плотного телосложения, темнокожий, с непроницаемыми глазами, держится спокойно, с достоинством. Он прекрасно понимает, что происходит. С невинным видом, словно и не подозревая, что нажимает на кнопку, подающую сигнал боевой тревоги, Сонни спрашивает:

— Мистер Айрес, вы хотите заявить ходатайство?

Длиннорукий, с худощавым и гибким, несмотря на возраст, телом, Джексон Айрес опускает руки, которые скрестил было на груди, и подается к микрофону, что висит под углом на железной подставке, вырастающей из дубового подиума перед судейской кафедрой. Для Джексона Айреса уголовное законодательство в действительности не имеет никаких категорий, только цвета: белый и черный. Он умеет играть в эту игру, разговаривать на вашем языке, цитировать прецеденты, однако в его сознании давно уже вызрело убеждение, что все это не может оказать никакого влияния на окончательный исход дела, который заранее предрешен. Он уверен, что каждое правило, каждая процедура — всего-навсего еще один способ замедлить другими средствами эмансипацию рабов. Теперь он мрачно смотрит перед собой.

— Нет, судья, никаких ходатайств.

В атмосфере, наполняющей зал, происходит явная перемена. Оба юриста испытующе, точно гончие в ошейниках и на поводке, смотрят на Сонни в надежде на понимание. Они не хотят говорить что-либо еще в присутствии репортеров. Тем не менее у последних, хоть и не у всех, ответ Айреса вызвал удивление. Репортеры, почуяв, что здесь что-то не так, навострили уши. Стэнли Розенберг встает и подсаживается к Стью Дубински из «Трибюн», который сидит через два стула от него. На аккуратную прическу Стэнли падает пятнышко света, оно скользит по ней, когда Стэнли потряхивает головой в такт объяснению Дубински.

— Пусть советники подойдут ко мне, — говорит Сонни.

Жестами она показывает Сюзанне, судебному докладчику, чтобы та отошла в сторону.

— В чем дело? — произносит она шепотом. — Если я правильно понимаю, обвиняемый пришел к соглашению с обвинением?

Айрес смотрит на Мольто. Мольто говорит:

— Совершенно верно, судья. У нас тут наметилось согласие по некоторым вопросам. Если суд не против. — Адамово яблоко двигается под вторым подбородком, лицо сильно помечено оспинами. — Мы пока уточняем детали, судья. У следствия еще много работы. Однако если показания обвиняемого подтвердятся, то… В общем, мы сошлись на двадцати годах, судья.

— За убийство с применением огнестрельного оружия? — Сонни невольно повысила голос, затем снова перешла на шепот: — При хорошем поведении Хардкора выпустят из тюрьмы через десять лет.

— Он не организатор, судья. И он нам кое-кого сдает. Был еще один человек, который поручил ему это дело.

— Мэр?

Оба юриста разражаются смехом. Очень необычный звук в зале суда, где все остальные присутствующие, затаив дыхание, уставились на них, желая понять, что же происходит у судейского стола.