Снова воцарилась тишина, и на сей раз она длилась несколько минут. Норине казалось, что все силы ее на исходе, когда он снова заговорил:

— В таком случае я должен объяснить вам, что мне нужен не просто секретарь, мне нужен абсолютно надежный человек. Я должен быть уверен в том, что никогда и ни при каких обстоятельствах он никому не расскажет, что я делаю или что я говорю.

— Ну это естественно, месье, это же абсолютно нормально!

— Но ведь женщины болтливы, а вы женщина, мадам!

— В самом деле, и с этим я уже ничего не могу поделать… но… я могу поклясться вам, что, если вы примете меня к себе на службу… я буду преданна вам абсолютно. Я никогда не позволю себе ничего, что могло бы ранить вас или как-то ущемить ваши интересы, чего бы это ни касалось.

Она, сама не зная почему, употребляла эти странные слова, но интуиция подсказывала ей, что именно так она сможет убедить этого странного человека.

В комнате снова воцарилась эта невыносимая тишина, потом он медленно заговорил:

— Но как я могу быть уверен в том, что вы достойны моего доверия? Я слеп, и вам придется читать всю мою корреспонденцию, а это означает, что вы будете в курсе всех моих личных дел.

— Я все прекрасно понимаю. Если вы принимаете на службу мужчину, вы ожидаете, что он будет вести себя как джентльмен, Я же могу вам только обещать… мсье, что буду вести себя как истинная леди.

— Именно этого я и боюсь!

В его голосе прозвучали веселые нотки, и Норина подумала, что он, должно быть, не так уж стар, как о нем говорят.

Почувствовав, что силы покидают ее, Норина снова заговорила:

— Я не знаю, как мне убедить вас, мсье, но все, что будет происходить в вашем доме, останется в тайне. Единственное, что я могу сказать… я могу поклясться на всем, что для меня свято в жизни.

— Вы католичка? — спросил он.

Поколебавшись секунду, Норина решила ответить правду:

— Моя мать была католичкой, и я крещена в католическую веру. Но она обожала отца и все делала только так, как он, поэтому они ходили вместе в англиканскую церковь. И я вместе с ними, разумеется.

— Но она крестила вас в веру своих отцов?

— Конечно, мсье, но я думаю, что Господь слышит наши молитвы независимо от нашей веры, ведь, в сущности, это не так уж важно.

— Вот так заявление! Очень интересно! — И он расхохотался.

— Пожалуйста… пожалуйста… мсье, не лишайте меня надежды! — взмолилась Норина.

Она вдруг пришла в ужас при одной мысли, что ее сейчас могут выставить за дверь и ей вновь придется лицом к лицу столкнуться с опасностью, которая поджидает ее в доме отца.

Через минуту, показавшуюся ей вечностью, она снова услышала его голос, который медленно произнес:

— Если я положительно отвечу на вашу просьбу, когда вы могли бы начать работать?

— То есть… вы хотите сказать, что это реально? — дрожащим голосом спросила Норина, но, поняв, что не ответила на его вопрос, поспешно пробормотала: — Я могу начать уже сегодня, во второй половине дня. Мне надо только собрать свои вещи.

— Очень хорошо, мадам, я жду вас к двум часам.

— Спасибо, спасибо, мсье, вы — мой благодетель! Я могу только еще раз повторить, что никогда не оставлю вас… Я вам бесконечно признательна… настолько, что не могу выразить словами.

Она встала, и прежде, чем она успела подойти, чтобы пожать ему руку, он уже нажал кнопку звонка, и в ту же секунду открылась дверь, и тот же слуга, что проводил ее в дом, вошел в комнату.

— Жан, мадам сейчас отправится за своим багажом и вернется через пару часов.