– Ванора ладит с Босо?

– Ах, вчера они страшно переругались и сегодня друг с другом не разговаривают. Но это обычное дело. Завтра и не вспомнят, из‑за чего ссорились.

– Мне почудилось, не больно‑то она с ним счастлива. Ванора все ж таки девушка неглупая, даром что вздорная, а у него мозгов меньше, чем у головастика.

– Что она почти все время несчастлива – вполне допускаю. Вопрос в том, была бы она счастлива с другим? Сомневаюсь, потому что ей на роду написано быть несчастной и приносить несчастья ближним. Мы все немножко такие, но ей, бедняжке, этого качества досталось с избытком, – Гоания проницательно взглянула на Джориана. – Ведь вы с ней одно время сблизились, да?

– Да, хоть невеселое было веселье.

– А не таишь ли ты сентиментальных мыслей, скажем, «увезти ее от всего этого», либо еще как‑то пожертвовать собой ради ее счастья?

– Не‑ет, – смущенно ответил Джориан, у которого и в самом деле мелькала такая мысль.

– Ну, если и таишь, то гони их прочь. Никому не дано изменить природу взрослого мужчины или женщины, даже при помощи заклинаний. Если ты опять с ней сойдешься, то очень быстро поймешь, что тебе досталась не любовница, а скандалистка – тупой и толстокожий Босо годится ей в партнеры куда больше, чем ты со всеми твоими достоинствами.

Джориан взял себя в руки.

– Ты, госпожа Гоания, забываешь, что у меня в Ксиларе остались пять любящих жен. По крайности одну из них – малышку Эстрильдис – я, надеюсь, однажды увезу, обзаведусь домом и заживу себе тихо‑мирно, как заправский мастеровой.

Гоания покачала головой.

– Я составляла твой гороскоп и смотрела ладонь; боюсь, что как раз спокойной жизни мастерового боги‑то тебе и не припасли. Если же говорить о красотках, то полагаю, что, когда ты ими увлекаешься, ты на самом деле желаешь вернуть свою Эстрильдис.

Она мельком глянула туда, где в окружении молодых людей стояла Ванора.

– Судя по тому, как Ванора глушит кружку за кружкой, подозреваю, она нам устроит славный вечерок.

– Что ты хочешь сказать?

Волшебница вздохнула:

– Сам увидишь.

Участники Конклава мало‑помалу стекались в библиотеку; становилось тесновато. Шум нарастал: чтобы быть услышанным, каждому оратору приходилось повышать голос. Вскоре комната оказалась до отказа набитой волшебниками и их учениками, которые изо всех сил старались перекричать друг друга.

Джориан пытался представиться и завязать беседу со стоявшими поблизости, но, несмотря на его природную общительность и болтливость, разговора не получалось. Чтобы докричаться до собеседника, приходилось орать во всю глотку, а ответы, если и доходили, были неразборчивы. Джориану удавалось расслышать лишь отдельные слова, да и те долетали в таком искаженном виде, что он никак не мог решить: то ли это обычное слово, которое он недопонял, то ли какой‑то термин, известный одним колдунам.

Лишенный возможности поболтать, Джориан вскоре затосковал. Ему вздумалось провести опыт. Он приосанился и, наметив длиннобородого чародея величавой наружности, гаркнул:

– Сударь, вы слышали, что концеклык припазвел бутый вругол?

Кустистые седые брови чародея поползли вверх, и он прокричал что‑то вроде:

– Вы неправы! Мы должны принемять феркало для штенья выслей!

– Да, сударь, я извлек его из бомбарического гуза. Не комневайтесь. Когда медующий влезд по лимонологии?

– Я хрюмаю, в певяносто дятом.

– Прязумеется, прязумеется. То‑то, сударь, фатеха будет!

Но со временем прискучила и эта забава. Когда наконец объявили, что обед подан, Джориан от долгого стояния уже не чуял под собой ног, а в ушах звенел несмолкаемый гул.