Судьба улыбнулась мне. Воин не отшвырнул меня ударом ноги, не прогнал. Он посадил меня на коня перед собой и увез, а слезливые крики моих родителей заглохли позади нас.

Мой воин не был богат. Он не был удачлив. Когда мне было пятнадцать лет, его убили. Все это время я прислуживал ему, как раб, и учился его ремеслу исподволь. Иногда он со смехом подзывал меня и показывал, как владеть мечом, но меч был слишком тяжел для меня — я ронял клинок и не раз случалось так, что я вот-вот мог отрубить себе ногу.

Я не люблю крестьян, потому что знаю их лучше, чем кто-либо другой. Я ненавижу жизнь, на которую они себя обрекают. Я не стану убивать их, но никогда по доброй воле не захочу иметь с ними дела. Граф Леофрик хочет забрать мальчика Дакко себе и воспитать его в замке. Думаю, это правильно.

— Особенно если учесть, как господин граф воспитал своего предыдущего приемыша, — пробормотал Конан.

— Какого приемыша? — насторожился Ловес.

— А, так вы же ничего не знаете!

И Конан пересказал своим товарищам историю о безумной красавице и ее горбатом сыне, который погиб в замке и которого они так и не нашли. На середине рассказа его посетила догадка, но ее он решил оставить напоследок.

— Сдается мне, Элваэл повстречался нынче ночью с призраком этой дамы, — сказал Аллек.

Конан посмотрел на него сердито. Конечно, теперь им легко делать выводы!

— Да, очень похоже на то, — признал Конан. — А та девчонка, Петрейда, — ее до сих пор нет.

— И не будет, — сказал Ловес. — Я уверен, что она мертва.

— Кровь?

Молодой воин кивнул.

— Не знаю, кто обитает в этом замке, но ему необходима живая кровь. И чем больше он ее выпьет, тем опаснее станет.

— По-моему, он ее не пил, а размазывал по стенам, — напомнил Конан.

— И куда она потом исчезла? — поинтересовался Ловес.

Конан пожал плечами.

— Откуда мне знать?

— У меня есть предположение, — сказал Ловес. — Я думаю, что оно ее слизывает. Ему необходима не просто кровь, а кровь в сочетании с теми субстанциями, которые выделяют стены башни.

Конан посмотрел на молодого человека исподлобья, с подозрением.

— Мудрено выражаешься! Ты сам, часом, не маг?

— Просто читал пару книг, — объяснил Ловес. — И несколько раз беседовал кое с кем.

— Лично я с магами не беседую. У меня с ними разговор короткий, — произнес Конан.

Аллек задумчиво кивал, как бы в ответ на последнее предположение Ловеса.

— Возможно, ты прав, парень, — признал он, обращаясь к Ловесу. — В любом случае, нам стоит сжечь тело Элваэла вместе с постелью. Обольем маслом и…

Конан коротко, яростно кивнул.

Узнав об этом замысле, Леофрик поддержал своих телохранителей.

— Это следовало сделать еще вчера, — признал он.

Постель зашипела, едва первые капли масла попали на балдахин. Поначалу Конан решил, что ему чудится, но остальные тоже слышали этот звук. Кровать шипела, как недовольная змея, а затем начала дрожать. Затряслись поломанные фигурки в изножье, заплясали облезлые веревки, которые некогда были шнурами, украшенными кистью. С громким хлюпаньем стала подпрыгивать подушка, и вонь старого пота расползлась по всей комнате.

Конан запалил факел и бросил его на середину кровати. Пламя лизнуло разлитое масло и побежало по стойкам балдахина наверх. Тело Элваэла шевельнулось — поначалу присутствующим показалось, что просто от жара, но нет. Он сел и открыл слепые, текущие глаза, распахнул безгубый рот, и оттуда посыпались зубы.