Галлго так и не понял, зачем Амра это сделал. Может быть, он поступил так потому, что уже утолил свою жажду крови во время битвы и не хотел марать рук о безоружного и слабого противника. А может быть, и потому, что кровожадность Амры была сильно преувеличена, в чем Галлго имел не один случай убедиться.

Впоследствии они немало времени провели вместе. Достаточно, чтобы не забывать друг о друге и- после того, как расстались. Тогда они взяли неплохую добычу. И дело вышло практически чистое: никого не пришлось убивать и грабить; камешки лежали себе в земле и ждали того умника, который возьмет в руки лопату и доберется до них. Ну и еще совладает с тем гигантским слизняком, который обитает поблизости — кое-кто полагал, что основной задачей этой улитки было стеречь сокровища. Конан так не думал. Он просто превратил монстра в бесформенный трясущийся студень.

После этого их с Галлго дороги разошлись. Глядя, как Конан беспечно уезжает прочь, навстречу новым приключениям, Галлго вдруг ощутил себя старым. Ему захотелось покоя. Он знал, что любой авантюрист, которому хочется покоя, либо погибает, либо начинает тосковать. Бродяжничать и пускаться в приключения можно только с молодым, жадным сердцем, а сердце Галлго устало.

И сейчас, когда прошло уже столько лет, он все еще не насытился покоем. Ему не хотелось бросать «Колесо и шар» и начинать все сначала. Поэтому он решил остаться. В конце концов, граф Леофрик — если правда все то, что о нем говорят, — тоже не идеальный властитель с безупречным прошлым. Он поймет человека, который в молодости отдал дань духу авантюризма. И оставит этого человека в покое.

Во всяком случае, хочется на это надеяться.

Одинокая прогулка затянулась, и Галлго уже совсем было собрался повернуть домой, как вдруг из чащи леса донеслись громкие отчаянные крики. Голосов было двое — мужской и женский. Поначалу Галлго решил не вмешиваться, боясь выставить себя дураком. Любовные парочки часто кричат во время своих игр. Некоторые нарочно уходят подальше в лес, чтобы можно было без помехи вопить что есть силы: «Спасите, насилуют!» — а потом отдаваться друг другу со страстью, какой не увидишь в добропорядочной супружеской спальне, где нужно соблюдать тишину и не тревожить домочадцев.

Однако прислушавшись Галлго уловил в этих голосах странные нотки. Женщина кричала так, как будто ей причиняли настоящую боль, а в голосе мужчины слышался ужас. Потом женщина замолчала, а мужчина возопил, как, будто хотел обвинить небеса и всех богов:

— За что?

И тотчас послышался хрип. Галлго уже бежал туда, хрустя сухими ветками и продираясь сквозь кусты. То, что предстало его глазам на небольшой поляне, показалось в первый миг слишком чудовищным, чтобы сознание могло вместить это. Все листья и стволы растущих вокруг кустов и деревьев были забрызганы кровью. Тело женщины, растерзанное, с распоротым животом, лежало, разметавшись, на траве. Мужчина, окровавленный, с выпученными глазами и широко раскрытым мокрым ртом, тихо хрипел, сидя рядом. Кисть левой руки у него была оторвана, и он тупо смотрел на нее.

А по поляне расхаживало странное чудовище с большими когтями и торчащими из пасти клыками. Оно не было похоже ни на одно из животных, известных Галлго, — а уж трактирщик-то, свидетели боги, постранствовал по свету! Ужаснее всего показались Галлго глаза монстра. Это были разумные, почти человеческие глаза, наполненные глубокой, древней тоской. Как будто оно, уничтожив жизнь несчастной женщины, пыталось утолить эту тоску, решить какую-то давнюю, неразрешимую загадку, и снова — уже в который раз! — потерпело поражение.

Смотреть в эти глаза было больно. Галлго снял с плеча лук. Любопытно, почему чудовище до сих пор не заметило появления нового человека? Возможно, оно слишком поглощено собственными чувствами — как ни странно звучит подобное определение по отношению к монстру.