Далее он объяснил Йоле, что любовь — это когда ты восторгаешься красивым уголком природы, великолепной картиной или любой красивой вещью.

— Человек вкладывает частичку себя в другого человека или вещь, — сказал он, — и что-то получает взамен. Это может быть любовь или сострадание, жалость, желание бороться с несправедливостью и делать добро.

В первый раз, когда отец заговорил с ней о подобных вещах, да и позднее Йола попыталась понять, что лежит в основе его убеждений.

— Я люблю тебя, родная, — сказал он, — люблю всей душой, разумом и сердцем. И в то же время я люблю и других людей, но это нисколько не мешает мне любить тебя. Более того, в некотором роде моя любовь к тебе сделалась сильнее, — улыбнулся отец. — Человек, о котором я думаю, сделал меня счастливым и тем самым подарил мне возможность делиться своим счастьем с другими.

Глядя на мадам Реназе, Йола поняла: в выражении лица этой женщины присутствуют мягкость и нежность, которых так не хватало ее матери. В равной степени было понятно и то, что женщина эта обладает незаурядным умом, который так притягивал ее отца.

Возникла короткая пауза, как будто собеседницы оценивали друг друга. Первой заговорила мадам Реназе:

— Так вы скажете мне, мадемуазель, чем я могу помочь вам? Вы же знаете, вам достаточно лишь попросить меня и я сделаю для вас все, что в моих силах.

— Можно мне сначала попросить вас называть меня Йола? — ответила вопросом на вопрос юная графиня. — Единственным, кто так меня называл, был папа, но мне кажется, что он так называл меня и в разговорах с вами.

— Да, конечно, — ответила мадам Реназе. — Он так гордился вами и часто строил планы о вашем будущем.

— Он когда-нибудь говорил с вами о моем предполагаемом замужестве? — уточнила Йола.

— Ваш отец несколько раз упоминал о нем, когда мы находились в Венеции.

— Что же он говорил?

— Он как-то сказал: «Это город влюбленных, и Йола когда-нибудь приедет сюда с тем, кого полюбит». Затем рассмеялся и добавил: «Но не со мной. Есть слишком много мест на свете, куда я хотел бы съездить с ней, но не в Венецию. Здесь она должна провести медовый месяц и испытать счастье, как мы с тобой».

Голос мадам Реназе оборвался. Она потянулась за кружевным носовым платочком, заткнутым за пояс юбки, но тут в комнату вошел слуга и принес кофе.

Когда он вышел и хозяйка дома налила бодрящий напиток в фарфоровые чашки, Йола спросила:

— Скажите, папа когда-нибудь упоминал имя того, за кого я, по его мнению, должна выйти замуж?

— Насколько мне помнится, он хотел, чтобы вы вышли замуж за вашего дальнего родственника, маркиза де Монтеро.

Йола чуть не ахнула.

— Значит, то, что говорила бабушка, правда.

— Но ваш отец сказал и кое-что другое, что вам следует знать.

— Что же именно? — уточнила Йола.

— Он говорил, причем не единожды, а многократно: «Йола ни за что не должна стать такой же несчастной, как я. Ее нельзя заставить выйти замуж против ее воли за того, кого она не любит, за человека с чуждыми ей интересами и идеалами. Мне невыносима сама мысль о ее возможных страданиях».

Йола облегченно вздохнула. Она обрадовалась, узнав, что отец думал о ее будущем. Это и был ответ на вопросы, которые мучили ее после разговора с бабушкой.