– Очевидно, кинжал или другое холодное оружие, – заключил доктор, осмотрев тело. – После вскрытия я смогу сказать больше. Но, по всей вероятности, виконт умер от раны. Он потерял много крови, возможно, было и кровоизлияние в грудную полость. Как я уже сказал, точнее мы узнаем позже.

– Когда можно произвести вскрытие, доктор? – поинтересовался Тайрин.

– Немедленно, если перенести тело в изолятор.

Тело подняли на носилки. Паж достал простыню и накрыл его, затем они с одним из стражников вынесли покойника.

– Я отправлю свой отчет непосредственно вам, капитан, – пообещал доктор и ушел.

– Надо немедленно сообщить его величеству, – решил Тайрин. – Он был на празднике, милорд?

– К моему уходу он ещё не появлялся, – ответил Эрл, – но я слышал, что он задерживается. – Он на минуту отвел глаза, затем добавил: – Я извещу леди Рильму.

– Буду рад, если вы избавите меня от этого бремени, милорд. Благодарю.

Тайрин обратился к Такстону и Далтону:

– Господа, не соблаговолите ли вы последовать за мной в парк? Полагаю, его величество захочет услышать все свидетельства непосредственно из ваших уст.

– Разумеется, – согласился Такстон.

Далтон лишь кивнул.

Тайрин, Эрл и другой стражник направились в коридор. Такстон двинулся вслед за ними. Обернувшись к замешкавшемуся приятелю, он бросил через плечо:

– Пошли, старик.

– А как же наши мешки? – Далтон показал на брошенные клюшки.

– Пришлем слугу. Пошли. Началась другая игра!

Консерватория

Концерт близился к завершению.

Пианист в порыве вдохновения был столь неистов, что на лбу его выступили капельки пота. Мастерски и артистично он выдал блистательное глиссандо, размашисто пройдясь от одного конца клавиатуры «Бёзендорфа» к другому. Ноты потоком карабкались вверх, срастаясь в зыбко колышущееся облако ритма сначала в верхних регистрах, затем повторяясь октавой ниже.

Оркестр за спиной у пианиста замер во время каденции.

Музыкантов не было.

Зато инструменты присутствовали – все симфонические инструменты западной (земной) музыки – струнные, медные духовые, деревянные духовые, ударные, хотя каждый вид был представлен лишь единственным экземпляром: одна скрипка, один контрабас, один рожок и так далее, кроме ударных, которых имелся полный набор. Инструменты восседали на стульях, или на столах, или, как виолончель или контрабас, стояли, прислоненные к стене.

Каденция закончилась на ноте «соль» самой высокой октавы. Затем пианино и оркестр слились в повторяющихся аккордах до мажор, фортиссимо, усиливая основную тему третьей части, уже два раза прозвучавшую с чувственным восторгом. Теперь она в последний раз развернулась с пышностью и великолепием, пронизанным тем не менее безудержной страстью.

Пианино разнообразило мелодическую линию оркестра торжественными аккордами и синкопическими акцентами. Среди струнных в невидимых руках плясали смычки. В духовых инструментах нажимались клапаны и клавиши. Хотя в целом инструментов было не так уж много, звучали они как полноценный оркестр. В зале мощно гремели финальные ноты концерта.

Закончив основную тему, пианист под сопровождение резкого лязганья стаккато пустился виртуозничать. На сумасшедшей скорости с клавиатуры полилось нагромождение аккордов. Музыкант демонстрировал невообразимые вершины мастерства. Водоворот звуков снова достиг заоблачных высот верхних октав, а затем разрешился молоточными ударами четырех финальных нот, прогремевших у основания клавиатуры.

Фортепианный концерт Рахманинова номер 2 До минор, опус 18 завершился.