Всем знакомым Каховский усердно лгал, рассказывая, что все, абсолютно все сделал тесть, отец Натальи. Даже тот не знал всей правды, но никогда ничего у зятя не выпытывал.

Но истина гласит, что не нужно делать никому добро. Это всегда выйдет тебе боком.

Михаил не желал ничего помнить. И не мог не вспоминать прошлое…

Только рядом со светлым Митенькой и очаровашкой Денисиком боль отступала, уходила, затихала на время. Затаивалась. Оставалась только зарубинка. Четкая. Жесткая. Глубокая. Навсегда.

Легкая, по коварная память, казалось, совершенно затянула, зарубцевала прошедшее. Однако иногда она весело перелистывала странички убежавших лет, откровенничала, издеваясь, и тогда виски начинала терзать почти непрекращающаяся боль.

Ну, где же теперь твоя пресловутая независимость? Помнишь, как ты рвался к ней, пытаясь никогда и ни в чем ни от кого не зависеть? Добился? Не зависишь?.. А Валечка Аленушкин? Как ты себя теперь ощущаешь, олигарх, как себя чувствуешь? Как нынче обстоят твои делишки? Лучше, чем боялся, по хуже, чем хотелось…

И снова тяжелая злоба и ненависть к миру душили Михаила, заставляя напрочь забыть обо всем хорошем, что сделали для него друзья. Да ты просто неблагодарная сволочь, Каховский!

Словно осатанев, обезумев, вконец потеряв голову, он тогда начинал лезть на стенку, злобно придирался к сотрудникам, откровенно их преследовал, выискивал малейшие ошибки и недочеты, промахи, цеплялся к каждой букве. Его не любили и боялись. И работали с ним исключительно из-за денег. Платил Каховский довольно щедро, понимая: в наше время люди хорошо работают, лишь когда хорошо получают.

Добившись практически неограниченной, такой сладкой и завлекательной власти, Михаил быстро вошел в раж, моментально постиг все прелести развращающей роли сильного и единственного хозяина и веками отработанные излюбленные приемы владык.

Каховский так толком и не понял, почему сорвалась попытка устранить с его пути Валентина. Митенька сбивался, путался, отводил глаза… И постоянно давал разные противоречивые объяснения.

В тот памятный Михаилу вечер Дронов заглянул в квартиру Михаила около девяти вечера.

— Но командир еще в седле? — весело справился он и привычно подмигнул. — Принимаешь? Входи, Мишаня, нас ждут. Уговорешник был.

Каховский вздрогнул от неожиданности: тезка… Что за странное совпадение? Дьявольщина… Но в жизни не бывает случайностей. Она продумывает все до мелочей.

Они вошли в кабинет, широко распахнув дверь: фарфоровый Митенька впереди, а за ним — довольно просто одетый в недорогой отутюженный костюм при галстуке, невысокий, плотно сбитый, чисто выбритый человек с обычной стрижкой и заурядным лицом. И Каховский подумал, что именно такая обыденность, внешняя неприметность — четко продуманный, почти безупречный тактический ход: ничего выделяющегося, броского, яркого, что давало бы повод получше запомнить, надолго запечатлеть. Догадался и понял, что действительно имеет дело с профессионалом.

Вслед за ними неожиданно вплыл Илья. А это еще что за подарок?..

Михаил вопросительно глянул на Митеньку.

— Познакомься, роднулька, это приятель Ильи, — кивнув на Михаила, сказал Дронов.

Вежливо и бесцветно улыбнувшись, Михаил опустился в кресло, а Дронов тут же — хотя бы для вида спросил разрешения! — рванулся к бару, открыл его и в восторге принялся изучать разноцветные бутылки, забившие полки до отказа.

— Да, роднулька, ты неплохо принимаешь и мощно живешь! — весело заключил он. — «Это ж только цыгане за ножик, мы ж за рюмку — и дело с концом!» Илюшка, не дадим себе засохнуть! Греби прямиком сюда! Оттянись со вкусом! Какой лакомый глоточек, которого всегда мало, ты предпочитаешь для своей белозубой улыбки? Чего желаешь испить? Небось «Камю»? А может, правильное пиво?

Митенька подмигнул Каховскому, держа бутылку в руке.