— Знаешь что? — Я поднял с земли здоровенную засохшую шишку, похожую на зеленый ананас. — Если ты еще раз заговоришь о деньгах, я тебя по уху вот этим стукну. Всё, что здесь спрятано, должно быть открыто людям. И поверь мне, я держал в руках столько денег, что давно мог купить островок и целое племя мулаток.

— Ты серьезно так считаешь? Всё открыть людям? — Она ненадолго задумалась. — Хотя, пожалуй, ты прав. Так мы и поступим, самое время.

— Вот видишь, я не злой, а добрый. Ты сможешь сделать так, чтобы сюда прошли другие?

— Одна не смогу. Должно быть трое светлых…

— А мы не сгодимся?

— Если уж вы не сгодитесь, — Инна грустно усмехнулась, — тогда всё напрасно.

Она обняла меня так, что задрожали ее тоненькие бицепсы под курточкой, затем отшатнулась.

— Ты очень талантлив. Я даже не представляла, что для убийства тоже нужен талант. Я думала, что люди, способные на такое… что они мертвы. Вот видишь, какая я дурочка.

— Мертвы?

— Я всегда считала, что тот, кто способен хладнокровно ударить человека ножом, он мертвый. Он дышит, внутри него стучит сердце… Но он никогда не услышит музыки, разве что «Гоп-стоп»… Я ошибалась. Когда я увидела, как ты делаешь это, я поняла, что это тоже дар, как музыка или поэзия…

— Вон ты о чем… Поэзия? А ты знаешь, что твой любимый Есенин шатался бухой по столице и орал: «Бей жидов»? А твой любимый Пушкин лупил жену, когда она не давала ему спустить в карты последнюю шубу? А любимый Достоевский, вообще, проигрывал, всё что мог?! Им прощается, да?

— Я думаю, что если бы смогла взять их с собой, сюда… Они бы исправились.

— Фигушки! — Я снял ее с колен и пересадил на камень. — Мы все одинаковы, если дать волю… Или ты бы предпочла, чтобы не я Хосе, а он меня шлепнул?

— Это и страшно…

— Черт! Ну что тебе опять страшно?

— Страшно дать волю таким, как ты и он.

27

— Это не вырубки, — вклинился Кон. — Зуб даю, я в лесу с детства.

— Натуральная проплешина, которая замыкает участок леса в правильное кольцо? — уточнил я. — Представляю, как это выглядит с воздуха! — Тут я вспомнил о планшетке навигатора. Прибор снова вел себя так, будто никогда в жизни не работал. Кусок мертвой пластмассы.

— Я думаю, что с воздуха это выглядит, как сплошной лес, — Инна сделала еще шаг к деревьям, затем шажок влево, поводя пальцами, точно развешивала для просушки рыбачьи сети. — Мальчики, обнимите меня!

Зачем я здесь, зачем я здесь, зачем… Там была желтая статуя с головой кошки, она улыбалась, возле нее было так хорошо, возле нее не болела голова и, наконец, можно было лечь и отдохнуть… Спать. Я никогда так сильно не хотел спать, как сейчас… Это совсем неопасно и так приятно, она улыбается из-под маски, она понимает меня… Возле нее так хорошо заснуть, надо только обняться покрепче, надо только поближе… Нет, не статуя, это девочка моя сладкая, гибкая, она так славно улыбается — мне, и никому другому… Только мне, сейчас я приду к тебе, сейчас… Как хорошо-то, наконец перестанет долбить этот молот в ушах, надо только подойти всем поближе…

Я не успел это перехватить, если бы не Ковальский, всё закончилось бы для нас гораздо раньше.