|
Помнишь, как мы с тобой мечтали сюда приехать? А помнишь, как мы с тобой мечтали записать сборник с мотивами шаманских ритуалов, собирались создать новое поле для транса? Ты же человек, Роби, ты сам говорил, что умрешь, когда потеряешь интерес к поиску! И ты не меня потерял, Роби, ты в этой чистенькой Германии присосался к кормушке и забыл, что можно не только лежать на диване и скорбеть по рок-н-роллу! Сперва это, а потом уж я… Разве ты не хочешь вернуться?
— Инка, ты сошла с ума… — Кон сумел, наконец, подняться на ноги. Он встряхивал головой, точно в уши попала вода. Хвостик на затылке развязался, и отчасти Боб, действительно, стал похож на доисторического человека, одетого в кожу. — Давай уйдем отсюда… — Инна, мы все можем погибнуть, ты подумала об этом? — вставил слово Юджин. — У меня сосуды в глазах один за другим лопаются. — Конечно, в темноте тепло и сыро, мухи не грызут! Так ведь, Женечка? — Ну-ка, заткнитесь все! — Мне удалось разогнать кровь в правой руке, а в обойме оставалось достаточно патронов. Стало быть, я еще чего-то стою. Не ее слово будет последним… — Инна, я хочу знать, во имя чего могу подохнуть. Что мы ищем? Сейчас ты мне внятно и коротко объяснишь. Считаю до пяти, затем стреляю. — Гера, прекрати! Это Боб. Блюет, а волнуется, ишак влюбленный… — Тогда идите к ней и обнимайтесь! — предложил я. — Идите оба! Вы святые, вам можно! Юджин отвел глаза. У Боба был такой вид, словно только что ему на спину упало бревно. — Раз… — Я согласен быть живым трусом… — прохрипел Ковальский. Молодец, выбрал разумный подход. — Два!.. — Ты выстрелишь в меня? Она вытянулась стрункой. Если я нажму собачку, пуля разворотит ей левую грудь. Целить ей в лицо я был не в состоянии. С такого расстояния прицеливаться, вообще, не имело смысла. — Три!.. — Да, Герочка, ты покруче будешь, чем Есенин с Достоевским… — Нет, я делаю свою работу. — Инна, я прошу тебя! — снова Кон. Нашел-таки силы разогнуться, кинулся на меня. Остановил его, не оборачиваясь, носком по щиколотке. — Четыре!.. — Инна, он не шутит! — Ковальский пытался привести скорчившегося «ассистента» в чувства. Инка смотрела на меня, побелев. По ее тонким щиколоткам ползали букашки. — Пять! Я спустил курок. Инна дернулась назад, споткнулась и с размаху шлепнулась на попу. — Дура! — сказал я, отщелкивая в траву пустую обойму. Затем прошел недостающие метры, нагнулся и поставил ее на ноги. Позади хрипел и плевался Роберт. — Эй! — крикнул я. — Вы идете обниматься, или мне одному всё достанется?
28
Ковальский коснулся моего плеча своим, точно искал опоры. И я не отстранился, это показалось мне очень правильным, очень необходимым. Я понял, что чего-то недостает, коснулся руки Боба и притянул его к себе — ближе, еще ближе. — Ближе, ближе… — это, оказывается, не я повторял, это шептал Юджин, и он был прав. Как только между нами не осталось расстояния, я начал терять слова. Слова исчезали, рассыпались сапфировыми звездами; я не знал пока нужного способа выразить жгучее, острое чувство предвкушения свободы, от которого поднимались дыбом волосы на коже и которое растекалось магмой по стонущим сосудам. Роберт стоял справа, мы на ощупь сплели пальцы, точно детишки, заключающие тайный волшебный союз. |
