Сентак все говорил и говорил и Семилан постепенно стал прислушиваться к его словам. Он не был бы тем неисправимым бандитом, которого мы знаем, если бы не согласился с убийственным аргументом: для человека безнравственного и бесчестного пять миллионов – это море удовольствия и почти безграничная власть.
Когда саиль закончил свою речь, Семилан по-прежнему не сказал ему ни слова.
– Ну же, решайтесь, – подстегнул его Сентак.
– Дело в том, что…
– Погодите, – остановил его саиль, вскакивая с места.
– Что такое?
Не удостоив его ответом, Сентак бросился к двери кафе, открыл ее, выбежал на улицу, а мгновение спустя вернулся с Мюларом.
– Тебя, стало быть, выпустили?
– Да.
– Предварительно допросив?
– Да.
– О чем спрашивали?
– О том покушении на убийство.
– И что ты ответил?
– То, что вы мне велели.
– Они тебе поверили?
– Еще бы, черт возьми. После того как сравнили мои ответы с вашими.
– И поскольку они в точности совпали…
– Мне сказали: ты свободен. Но это, хозяин, не имеет значения, дела наши плохи, и если вы соблаговолите мне поверить, то все дела здесь нужно осторожно сворачивать.
– Я об этом как раз говорил с Самазаном. Но ты не знаешь главного – господин де Самазан больше не желает нам помогать.
– Я этого не говорил.
– Тем не менее…
– Я лишь сказал, что сомневаюсь.
– В таком случае отбросьте все свои сомнения и давайте за восемь дней со всем этим покончим. Ты, Мюлар, займешься Давидом.
– В этом нет необходимости, – ответил индус.
– Почему? В тебе тоже проснулись угрызения совести?
– Нет, – с улыбкой ответил Мюлар.
– Тогда к чему эти твои слова?
– К тому, что Давид совсем плох.
– Кто тебе это сказал?
– Один из его слуг.
– Когда?
– Нынче утром.
– Наступили какие-то осложнения?
– Нет, но болезнь идет своим чередом. Доктора боятся, что до завтрашнего утра он не доживет.
– Нужно срочно разузнать о состоянии Давида, – сказал Сентак, вставая.
Он бросил на стол монетку, чтобы оплатить заказ, к которому они даже не притронулись, и вышел из кафе. Семилан с Мюларом не отставали от него ни на шаг.
Подойдя к Интендантству, они повстречали доктора Брюлатура, шагавшего с угрюмым выражением на лице.
«Удача сама идет мне в руки!» – подумал Сентак. Он подошел к старому, опытному эскулапу и сказал: – Доктор, правду говорят, что несчастному Давиду стало хуже?
– Он только что умер.
– Давид умер! – воскликнул саиль, напуская на себя скорбный вид.
Однако папаша Брюлатур прекрасно знал, как выглядит человеческое отчаяние.
– Послушайте! – грубо сказал он. – Эту свою огорченную физиономию приберегите для других. Вам предстоит унаследовать пятьдесят миллионов и я знаю вас достаточно хорошо, чтобы понимать – вы в восторге от того, что мой пациент скончался.
Сентак уже собрался было резко ответить, но доктор повернулся к нему спиной и величавым шагом зашагал прочь. Полы его бурого, подбитого ватой пальто развевались на вечернем ветру.
– Ну что? – спросил Семилан, стоявший в отдалении вместе с индусом.
– Мюлар был прав.
– Стало быть, Давиду совсем плохо?
– Если бы только плохо. |