– Значит, он так и не вышел из больницы?

– Он умер, не приходя в сознание, – сказал Эрмитейдж.

Я подумал об Элисон: как она воспримет это известие. Ее взаимоотношения с отцом, в которых любовь перемешивалась с ненавистью, делали труднопредсказуемой ее реакцию. Я спросил:

– Миссис Смит знает?

Он кивнул.

– Она переносит горе весьма мужественно.

"Откуда тебе знать?" – подумал я.

– Дела обстоят довольно сложно, – сказал Эрмитейдж. – Ваша деятельность – в особенности в Ирландской республике – может поставить правительство в щекотливое положение. – Он помолчал. – Если ее раскрыть полностью.

– Не говоря уже о моем щекотливом положении, – заметил я иронически.

– Конечно, – согласился Эрмитейдж.

Мы посмотрели друг на друга.

– Хорошо, – сказал я. – Кто подорвал операцию? Она была обставлена с величайшей секретностью. Где же произошел прорыв?

Эрмитейдж вздохнул.

– Прорыв произошел именно по причине величайшей секретности. Потому, что Макинтош органически не был способен доверять кому‑либо. – Он посмотрел прямо мне в глаза. – Даже вам.

Я кивнул, и Эрмитейдж хмыкнул.

– Да что там, он не доверял и премьер‑министру. Он все время играл в одиночку и всех ввел в заблуждение относительно мотивов своих действий.

Я тихо сказал:

– Меня персонально это весьма интересует, расскажите подробнее.

– Все началось с целой цепи побегов из тюрем, которые очень обеспокоили многих людей в высших эшелонах власти. Маунтбэттен обследовал тюремную систему, и на безопасность обратили серьезное внимание. Однако, смутные слухи о "Скарперах" будоражили умы, и Макинтоша бросили на это дело с тем, чтобы он что‑нибудь предпринял. Мне все это не нравилось, – продолжал Эрмитейдж, – и я прямо говорил об этом. Надо было предоставить это дело спецслужбам.

– Макинтош говорил мне, что они пробовали, и ничего у них не вышло, – вставил я.

Эрмитейдж нетерпеливо кивнул головой. – Я знаю, но они могли бы попытаться еще. Макинтош был одиноким волком и слишком секретничал.

Я мог понять, что задевало здесь Эрмитейджа. Он был высокопоставленный чиновник – мандарин из Уайтхолла и привык, чтобы все шло по определенным каналам и определенным образом. В частности, ему совсем не нравилась идея приобретения премьер‑министром "приватного палача". Это оскорбляло его чувство приличия.

– Макинтош уже тайком приглядывался к Уилеру, но никому не говорил о своих подозрениях, – продолжал Эрмитейдж, – даже премьер‑министру. Мы никогда не узнаем, почему – скорее всего, он боялся, что ему не поверят. Уилер стремительно набирал популярность и влияние; премьер‑министр даже собирался предложить ему министерский пост.

– Понятно, – сказал я. – Я понимаю затруднения Алека. Как он вышел на Уилера?

– Не знаю. Я полагаю, премьер‑министр настолько доверял Макинтошу, что счел возможным сообщить ему кое‑какие совершенно секретные сведения. – Его голос зазвучал еще более неодобрительно.

Итак, значит, Макинтош осуществлял тайную проверку политической элиты. Я мог представить себе, что премьер‑министр предложил Макинтошу выявить потенциальную опасность среди радикальных левых или правых политиков, но кто мог заподозрить буржуа, капиталиста, твердого центриста в том, что он маоист? Сама идея была смехотворной.

– Стало быть, у Макинтоша были подозрения, но не было доказательств, – сказал я. – Он не хотел, чтобы они дошли до Уилера, и держал язык за зубами, пока ему не удалось бы поймать Уилера с поличным.

– Наверное, в общих чертах дело обстояло так, – согласился Эрмитейдж, – он задействовал вас и подсадил вас к Слэйду с помощью кражи брильянтов.