Маскелл пришел ко мне на следующий день. Мы расположились в одном из следственных кабинетов. Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:

Обвинение против вас весьма серьезно, мистер Риарден. Весьма. Если вам не удастся убедительно доказать, что преступление совершено не вами, боюсь, вас осудят.

Я собрался ему ответить, но он поднял руку.

– Об этом потом. Сначала вот, что. У вас есть деньги?

– Около ста пятидесяти фунтов. Я, правда, не заплатил по счету в отеле, не успел. Мне не хотелось бы жалоб из отеля, так что в моем распоряжении, скажем, фунтов сто.

Маскелл кивнул.

– Вы, наверное, знаете, что мне оплата этого дела гарантирована. Но защищать вас в суде должен защитник, а защитники, особенно такого ранга, который понадобится в вашем случае, стоят дорого. Сто фунтов – сумма явно для этого недостаточная.

Я пожал плечами.

– К сожалению, это все, чем я располагаю. – Это было не совсем так, но я прекрасно понимал, что никакой защитник не поможет мне в этом деле, так что не имело смысла бросать деньги на ветер.

– Понятно. Что ж, в таком случае вам назначат защитника в суде. Только уж не по вашему выбору. Впрочем, я постараюсь, используя свое влияние, нажать кое на какие пружины, и, может, вам достанется нужный человек. – Он взял папку и раскрыл ее. – А теперь расскажите мне подробно как провели то утро. – Он помолчал. – Мне, в частности, уже известно, что вы тогда не завтракали в отеле.

– Я плохо спал ночью, поэтому встал рано и вышел погулять.

Маскелл вздохнул.

– Куда же вы направились, мистер Риарден?

Я подумал.

– Я направился в Гайд‑парк и дошел до Круглого пруда. Там расположен Кенсингтонский дворец, – интересное здание. К сожалению в тот ранний час он был еще закрыт.

– Я понимаю, что рано утром в Гайд‑парке и в Кенсингтон‑гарденс народу немного. И все же, говорили вы с кем‑нибудь по дороге? Расспрашивали о чем‑нибудь? О времени открытия дворца, например?

– Да нет, некого было расспрашивать.

– Хорошо. Что вы делали дальше?

– Я вернулся на угол Гайд‑парка и затем пошел к Грин‑парку. Затем по Бонд‑стрит к Оксфорд‑стрит; шел и глазел на витрины.

– Это в какое время было?

– Точно не знаю. Что‑то девять пятнадцать, может быть. Я ведь просто так прогуливался. Посмотрел на Берлингтонскую аркаду, потом опять по Бонд‑стрит. Смотрел на витрины, как я сказал. Замечательно. Ничего подобного в Южной Африке нет.

– И ни с кем не разговаривали?

– Если в я знал, что мне понадобится алиби, то, конечно, поговорил бы, – сокрушенно сказал я.

– Разумеется, – сказал Маскелл. – Итак, вы пришли на Оксфорд‑стрит. Дальше что?

– Так. Я ведь не завтракал, так что нашел какую‑то забегаловку, взял несколько бутербродов, пива. Поговорил с барменом, ирландцем. Он должен помнить меня.

– И когда это было?

– Наверное, после десяти. Заведение‑то ведь уже открылось. Скажем, десять тридцать.

– Это алиби запоздало, – сказал Маскелл. – Оно не имеет значения. – Он взглянул на бумагу, вынутую им из папки. – Должен сказать вам, что версия полиции существенно отличается от вашей, и у них есть, чем подкрепить ее. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Нужно ли мне напоминать вам о нежелательности лжи в разговоре со мной, вашим адвокатом?

– Я не лгу, – возмутился я.

Он заговорил серьезным тоном:

– Мистер Риарден, позвольте мне сказать вам, что вы в чрезвычайно опасном положении. Я полагаю, что во время суда вы будете настаивать на своей невиновности, но улики против вас таковы, что вы проиграете дело.